Шуты гороховые. Картинки с натуры
Шрифт:
– Сидор Пантелеич, генерал будет ужо речь говорить, так уж, пожалуйста, не перебивай его. Я тебя знаю. Ты, как выпьешь лишнее, сейчас и закричишь не вовремя «ура!». Лучше в порядке…
Гость обиделся.
– Коли хочешь, так я и за стол не сяду. Важное кушанье – твой генерал! Видали мы!
– Не кричи! Я тебя честью прошу. А насчет стола зачем же? Ежели бы я не хотел, то и не звал бы тебя. Ну, полно кочевряжиться! Я ведь по-приятельски…
Четверть седьмого сели за стол. Хозяин старался сажать гостей «по ранжиру». Протопопа посадил по правую
– Так вы, ваше превосходительство, во всякую минуту и будете мелькать перед моими глазами, а я буду наслаждаться приятным лицезрением вашей персоны, – сказал хозяин.
Сюртукам и гостям «попроще» отвели места на концах стола. Те все еще продолжали интересоваться «жидом».
– Эх, нехорошо со стороны Амоса Потапыча. На старости лет и вдруг этакие штуки! – говорил кто-то. – Человек он богобоязненный, еще недавно иконостас позолотил, владыке лично известен, и вдруг протопопа вместе с жидом сажать! Нешто это можно?
– Видно, можно. Ведь протопоп-то сам знает и к стулу не привязан, – пробовали возражать.
– А может быть, он введен в заблуждение и полагает, что это крещеный жид.
Сначала за столом было все чинно. Слышались удары ложек о тарелки. Протопоп раза два принимался рассказывать хозяину, что такое «акрида» и сподвижническая верига, привел пример из Иова многострадальнаго, но хозяин его не слушал и все обращался к генералу:
– Ваше превосходительство – мадерки! Я перед вами нарочно особенную бутылку поставил. Благоволите пригубить. Это мадера дорогая.
– Выпью, выпью, – отвечал генерал и разговаривал с хозяйкой. – Мать – великая вещь! – говорил он. – Главная задача матери заключается в воспитании молодого поколения, в передаче нравственных идей, так сказать, в гуманном…
– Только и трудно же, ваше превосходительство, с детьми, – перебивала его хозяйка. – Шалят ужь очень. Верите ли, иногда все руки обхлещешь об их головы…
Финансовый еврей, наклонясь к хозяину, шептал:
– Цветник женского пола хотя и невелик у вас за обедом, но блистает прекрасными женщинами. Я всегда люблю иметь большое любование на женщин русских купцов. Здоровье и самый лучший свежесть… так, что даже благоухание… О, русские купцы имеют свой вкус!
– Кормим мы их хорошо, Исаак Соломонович, забот у них нет, вот они и толстеют у нас, – отвечал хозяин. – А тут у нашего брата, как иногда платежи подоспеют, а в руках чужих векселей куча, да не знаешь, куда их деть, так до жиру ли? Банковый кредит насчет дисконта, сами знаете, везде нынче сокращен. Я вот вас хотел попросить… Ну, да после!
– После, после… – согласился финансовый еврей и любезно оскалил зубы на какую-то рыхлую и красивую купеческую даму.
– За здоровье именинницы! – возгласил басом горластый официант над самым ухом генерала, так что тот даже вздрогнул.
Все подняли бокалы и обратились к хозяйке. На концах стола задвигали стульями и шли поздравлять ее. Там же забили ножами в тарелки, и кто-то крикнул
– Ваше превосходительство! Почтите радостными словесами-то! – умильно обратился он к генералу.
– После, после… – успокоивал его тот. – Еще будет время. Но я бы попросил вас, многоуважаемый Амос Потапыч, приказать официанту не провозглашать тостов. Мы сами их провозгласим. А то этот оперный бассо про-фондо над самым моим ухом…
Официанту было запрещено кричать. Понесли рыбу. На концах стола делалось все шумнее и шумнее. Хозяин то и дело посматривал туда, опасаясь скандала. Он не пил, не ел от волнения.
– Ваше высокопреподобие! – кричал какой-то купец через весь стол священнику. – В котором году у нас была первая холера?
Но тут генерал встал с места и поднял бокал.
– Господа! Я предлагаю выпить за здоровье нашего досточтимого Амоса Потапыча! – произнес он.
Тут уж гости не выдержали, застучали стульями, забили в тарелки, закричали «ура!».
Все лезли чокаться с хозяином, но тот не внимал и умильно смотрел на генерала.
Взор его изображал просьбу. Генерал понял, потер лоб и начал откашливаться. «Тс!» – послышалось со всех сторон. Генерал начал:
– «Concordia res parvae crescunt» – вытиснена надпись на голландском червонце, и мы всегда должны ее памятовать…
– Это верно! – откликнулся с конца стола совсем уже захмелевший купец с бородой клином, тот самый, которого хозяин предупреждал не прерывать речи.
Ему зашикали. Генерал нахмурился и повторил:
– «Concordia res parvae crescunt…»
– А по-каковски это? – не унимался купец.
– Имейте же, наконец, уважение к прениям! – крикнул совсем уже вышедший из себя хозяин.
Генерал и сам бросил молниеносный взгляд на конец стола, но продолжал:
– Эту надпись должны мы памятовать все до единого. Перед нами простой русский семейный человек, вышедший из народа. Я говорю о достопочтенном Амосе Потапыче, нашем любезном хозяине. Он, в поте лица съедая свой хлеб, выстроил свой дом из крох, падающих со стола его трудовой трапезы… – По лицу хозяина текли слезы. Он протянул через стол свою руку и крепко пожал генеральскую руку. – Вы видите роскошные палаты, полную чашу домовитости, зеркал и бронзу, хрусталь и фарфор, серебро и золото… – вдохновлялся генерал.
– Божие милосердие… – подсказал протопоп, умильно качая в такт головой, но хозяин дернул его за рукав рясы.
– Да… Божие милосердие, украшенное драгоценными каменьями. Одним словом, мы созерцаем рог изобилия, сыплющий свои дары в руки достойного. Я потому говорю «достойного», что он не лежит на своих богатствах, как Кощей, а уделяет их от щедрот своих и сирым, и неимущим. Ежегодно взносит он в наш приют известную сумму…
– Небось не вносил бы, кабы приютского мундира не позволили носить! – опять послышался чей-то довольно громкий возглас, но на него не обратили внимания.