Схватка с чудовищами
Шрифт:
— Ну, разве только, чтобы вас не подводить. — И тут же подумал: в случае задержания у меня имеется оправдание; выполнял поручение Миронова. Подтверждение тому — его письмо к Брунову.
Значит, воздушные шары с энтеэсовскими листовками засылал в Советский Союз тоже Капустин, размышлял Буслаев по пути в аэропорт, вспомнив, что ему приходилось иметь с этим дело. Но достиг ли он того, ради чего была задумана встреча с Бруновым? Видимо, да. Хотя бы потому, что отныне он знает: личность его известна, как и почерк, связи. Это должно чему-то
Брунов — Обручев — Лодейзен. Антон давно обнаружил, что все они незримо связаны между собой. А сейчас? Обручев из игры Лодейзеном давно выведен. Лодейзен лишен агентурного «войска» в Москве и объявлен «персоной нон-грата».
Впервые подумалось: ну а Миронов — новая поросль? К счастью, «дуэт» Брунова с ним не состоялся. Но если «Отряд-P» действительно ожил, ему вновь потребуются Обручевы, а с ними и наводчики, вербовщики. Отсюда, необходим и прочный заслон этому.
Хотелось думать о светлом, радостном, но весь путь до аэропорта Антон помимо своей воли продолжал находиться под впечатлением встречи с сотрудником НТС. Капустин чем-то напоминал ему бывших сослуживцев — Честнейшего, возможно, Телегина. И так же, как они, был бы стукачом генерала-изверга Петрова, подумал он. Но, возможно, Честнейший с Телегиным, оказавшись на Западе, так же, как и Капустин, работали бы на Интеллидженс сервис, на ЦРУ, продавали Отчизну направо и налево за пенсы и центы. Предатель сродни наркоману: попробовав наркотик однажды, продолжает колоться им всю жизнь, пока не наступит полная деградация.
Возвратившись в Бонн и доложив о встрече с Капустиным резиденту по телефону, Антон справился о состоянии здоровья Эрики. Оказалось, она все еще на «домашнем режиме». Уж очень не хотелось идти к ней, но ведь важен ее друг…
Встретила она его в пестром халатике из панбархата. Духи ее напоминали запах сирени. Отчиталась о работе над рефератом. Спросила:
— Это правда, Антон, что Достоевский на Родине не в почете?
— Интересный вопрос, — ухмыльнулся Буслаев.
— Ну как же: он проповедовал смирение и страдания. Это его клич: «Смирись, гордый человек!» Ваш же девиз — борьба!
— Это не совсем так, Эрика. Федор Михайлович — классик русской и мировой литературы. Правда, его произведения нелегки для восприятия, и поэтому не все с первого раза в состоянии их понять. Но он ненавидел страдания и бунтовал против унижения человека страданием, требовал счастья для затравленных жизнью людей. Если хотите, творчество его противоречиво. В нем представлены такие противоборствующие тенденции, как покорность и бунт, примирение и протест. А о самом себе, если помните, и вовсе говорил, что он — самый левый, ибо неуспокаивающийся. И в то же время пугался бунта своих героев.
— Послушайте, милый человек! Может быть, согласитесь стать моим консультантом по Достоевскому? Разумеется, за плату.
— Вам нужен литературовед. Я же по образованию историк. — Вручил
— Интересно. — Посмотрев буклеты, Эрика сказала: — К сожалению, Клаусу отказали в выезде в СССР.
— Но, может быть, еще разрешат…
— Он тоже надеется. И вообще, у него все сложно. Вам доверительно могу сказать: он ведь — помощник министра обороны. Когда встречаемся, со мной он отдыхает и даже немного болтлив. Я всегда узнаю от него что-нибудь новенькое, этакое пикантное из жизни генералов и даже об их задумках. А на работе ходит по струнке, неразговорчив.
Сказала и ждала реакции Антона. Но он, казалось, не проявил интереса. Тогда она взяла его за руку.
— Пойдемте, покажу, как живет немецкая студентка.
Прошли в смежную комнату. В ней не было роскоши, безделушек, но было чисто и уютно. На столе фрукты, соки, вино, цветы.
— Какое вино предпочитаете? — пригласила она гостя к столу.
— Я не пью, — отказался Антон, чем явно обескуражил хозяйку.
— Тогда вы будете пить сок «Манго». Любовный напиток. — Она наполнила бокалы. Один подала Антону, другой подняла сама. — За исполнение желаний!
— За то, чтобы вы постигли Достоевского! — произнес Антон.
Выпив, Эрика включила радиолу, пригласила гостя на танец. После первого же танца, едва дотянув до дивана, упала на него.
Антон почувствовал себя растерянным, не знал, как помочь ей.
— Вот видите, какая я еще слабая, — сказала Эрика, приходя в себя. — Только от чего же у меня закружилась голова? От вина? От вальса? От вас? Конечно же, от вас! — Она кокетливо улыбнулась.
Антон помог ей сесть. Эрика притянула на диван и его.
— Вам лучше? — спросил Антон.
— Вы рядом, и мне хорошо. — Игриво попыталась пересесть к нему на колени, но Антон успел встать.
— Мне пора ехать, — сказал он.
— Может быть, полежим? Ну, Антон. Вы же — мой идеал.
— В другой раз.
— Ну почему вы такой? — обиделась Эрика. — Если женщина желает близости, мужчина не вправе ей в том отказать.
— Я заехал только за тем, чтобы вручить вам буклеты. — Буслаеву вспомнился разговор с резидентом… И вспомнил свою жену Елену. В нем шла борьба между долгом и честью.
Эрика изучающе посмотрела на него.
— Вы, должно быть, женаты?
— Да.
— И дети есть?
— Да, есть.
— Фу, какой вы, оказывается, сухарь! — фыркнула Эрика.
— У вас имеется друг…
— Он хороший друг, но плохой любовник. Только с вами я могла бы вести себя в постели естественно и полностью раскрыть свои чувства. Испытали бы и вы наслаждение. Мы оба были бы счастливы. Ну, Антон. Прошу вас, — умоляла его Эрика. — Боитесь, разобью семью? Это русская женщина, влюбившись в женатого мужчину, привязывается к нему, строит козни, шантажирует. У немок это не принято.