Схватка с чудовищами
Шрифт:
Буслаев дал Краковскому воды. Когда тот успокоился, спросил:
— До войны вы состояли членом подпольной антипатриотической организации. Как сейчас относитесь к ее идеям?
— То была моя юность, молодость, — признался подследственный. — А сегодня, в мои тридцать лет? Кое от чего отказался бы, как от ненужного хлама. Кое-что ввел бы новое. За время войны я прошел большую школу жизни, читал не только Сталина, но и Гитлера тоже… И знаете: «Майн Кампф» содержит немало привлекательного.
— А как же интересы народа, за которые вы боролись?
—
— Какой же, интересно?
— Народ — толпа, стихия, — усмехнулся Краковский. — Мало перебили его немцы, а до этого — чекисты, большевики. Мне нечего терять, поэтому скажу, что думаю: если бы Гитлеру удалось поставить Россию на колени, часть населения истребить, а остальных поработить, как он планировал, я бы только приветствовал это. И, между прочим, не вижу в том ничего бесчеловечного, поскольку не все люди одинаково полноценны. И сам помогал бы устанавливать новый порядок на этой земле.
— «Неарийцы должны стать рабами арийцев»… А меня уверяли, что исповедуете гуманизм.
— Гуманно то, что мне на пользу!
— Гитлеровский новый порядок означал бы не только истребление большинства граждан, но и безраздельное господство Германии над нашей землей.
— Всем хватило бы и дел, и забот. Немцы господствовали бы, а такие, как я, управляли бы толпой свободных и рабов. Еще Бонапарт говорил: в мире всем управляют страх и интерес.
— Но ведь вы передрались бы в борьбе за власть, за теплые местечки. Российские энтеэсовцы тянули бы одеяло на себя. Украинские оуновцы, латвийские айзсорги, эстонские эрновцы — на себя.
— И в этой борьбе победили бы сильные личности.
— Да, жалок тот, в ком совесть нечиста! — продекламировал Антон.
— Борис Годунов? — спросил Краковский.
— Помните. Но история вас не учит… Странный вы человек, Краковский. Посмотрите, какой шлейф «подвигов» тянется за вами: измена присяге и Родине, кровавые расправы над патриотами, угон мирных жителей в Германию. Прибавьте к этому убийство советских активистов уже после изгнания чужестранцев за пределы нашей страны. И получается законченный портрет военного преступника. Вы понимаете, что духовно оскотинели, а предательство стало вашей профессией? Но меня интересуете сейчас не вы, а ваши преступные связи. Здесь и за кордоном — тоже. Поработайте со своей записной книжкой, вспомните и опишите ваших людей.
— Я знаю: мне вышку дадут, — говорил о своем эсэсовец. — Я же за Русь святую дрался! Аве Мария… — Краковский поднял глаза к небу.
— А это уже, как решит Богиня правосудия — Фемида.
Быть может, в эти минуты Краковский окончательно понял: не за то боролся, не тот путь в жизни избрал, не теми идеалами жил. Пролив кровь соотечественников, сам потерял право на жизнь. Это неизбежный конец, но это действительно страшно.
— На что же вы рассчитывали?
— Я верил в победу Гитлера, — опустил глаза Краковский.
— Назовите тех, кому вместе с вами удалось прорвать кольцо блокады банды. Места их возможного нахождения. Речь идет
— Да нет, этого я не стану делать, лейтенант.
— Боитесь, что отомстят вам, если выдадите?
— Пусть живут, коли могут.
— А зря. Это в ваших интересах. В таком случае, еще спрошу.
— Валяйте. Мне спешить некуда.
— В банде была женщина.
— Так, прибилась к нашему берегу рыбешка.
— Она что, из породы карасей, а может быть, щука?
— Иронизируете. А зря. Эта фрейлейн — дочь немецкого барона фон Тишауэра. Серьезная и культурная особа. Закончила университет в Швейцарии. Владеет немецким, русским и английским языками. Работала переводчицей. По убеждениям — нацистка. Набожная. Назубок знает и Библию, и «Майн Кампф».
— Что еще вам известно о ней? Возможно, о ее личной жизни?
— Об остальном она сама расскажет. Впрочем, не уверен, станет ли эта гордая арийка с вами разговаривать.
Антон задумался: значит, он действительно обознался, узнав в немке Валю Волкову. Внешнее сходство бывает и обманчивым. Десять процентов человечества — двойники. От этой неожиданной мысли стало теплее, легче на душе. Он встал.
— Вы пытались найти прибежище в Поставском костеле. Ксендз, что — ваш приятель, единомышленник, покровитель, наконец?
Краковский ответил не сразу:
— Он из нейтралов.
— Как понимать это?
— При немцах не вредил никому, не сотрудничал ни с кем — ни со Службой безопасности, ни с партизанами. Служил Господу Богу. И меня он укрыл в ризнице, чтобы не вступить в конфликт с вами. Я угрожал ему.
— Принудили, значит.
— Виноват, конечно. Все-таки — святой отец.
Все, о чем говорил Краковский, отвечая на вопросы Буслаева, касалось хотя и существенных, но все же частностей. Его же интересовала и степень его осведомленности о гитлеровских замыслах и участия в их реализации.
— Скажите, вы знали о существовании Генерального плана «Ост», разработанного Альфредом Розенбергом, ближайшим сподвижником Адольфа Гитлера? — спросил он.
— Как офицер СС, я был ознакомлен с его содержанием, — спокойно ответил Краковский, не подозревая, что стоит за вопросом лейтенанта.
— В таком случае вам было известно, что уготовил нашему народу гитлеровский фашизм не по слухам, а из нацистских документов?
Краковский задумался, как ответить с выгодой для себя.
— Разве что в общих чертах.
— Тогда проявите откровенность и поделитесь со мной.
— Трудно так, с ходу… Главное, это, пожалуй, — сохранение навечно оккупационного режима и раздел страны на подвластные немцам и финнам сферы.
— Что это означает?
— Скажем, Польша, Бессарабия и Крым, согласно плану, предполагалось аннексировать, то есть присоединить к Великой Германии. Литва, Латвия и Эстония, как государственные образования, должны были вовсе исчезнуть с лица земли. Вместо них намечалось образовать провинцию Прибалтика, которой управляли бы немецкий гауляйтер и местные националисты.