Схватка с чудовищами
Шрифт:
— А в чем, собственно, дело? — поинтересовался Антон.
— Там узнаете…
Пришлось подчиниться. Остальные офицеры остались ждать его возвращения.
Комендатура находилась в минуте ходьбы, располагалась в подвальном помещении полуразрушенного здания и состояла из двух небольших комнат — кабинета военного коменданта и камеры предварительного заключения (КПЗ), зарешеченное окно которой выходило на перрон.
Военный комендант с защитного цвета полевыми погонами старшего лейтенанта на выцветшей гимнастерке был в явном подпитии, можно полагать, по случаю Дня
— Человек этот и его люди задержаны за смешение военной формы и проникновение на железнодорожные пути в неположенном месте…
Буслаев попытался было объяснить, что товарищи его устали и хотели бы отоспаться в пути. Но не тут-то было. Комендант не желал слушать.
— Арестовать! — приказал он.
Буслаева разоружили — выхватили из кобуры пистолет «ТТ» и обойму с патронами. Пытались учинить личный обыск. Как мог, он растолкал солдат локтями.
— Не позволю себя обыскивать! Это беззаконие! Вы не имеете права! Я требую вызвать дежурного по вокзалу офицера НКГБ. Только в его присутствии…
Поняв, наконец, что дело имеет с офицером госбезопасности, комендант движением руки остановил обыск, но приказал все же посадить Буслаева в КПЗ, куда его силой и водворили.
— Пусть почувствует, что такое нарушать порядок! — пролепетал он пьяно, закрывая дверь КПЗ на засов. — Думает, ежели чекист, так ему все дозволено.
Подвыпивший сержант вытряхнул на стол содержимое рюкзака. Рассовал по карманам табак, флягу со спиртом, суконные стельки для сапог.
Комендант заметил это, пьяно приказал:
— Ложи, сволочь, назад!
— Так я разве только себе, товарищ старший лейтенант? И с вами поделюсь. Табак рассыпем по кисетам. Спирт разопьем. А вот как быть со стельками?
— Ты чего со мной дуньку валяешь?! — зашипел комендант.
— Не желаете, так иначе поделим трофеи. Решайте сами. Стельки могу вам отдать. Обе. Я на все согласный.
— Ты что же, бесстыжая твоя морда, купить меня вздумал?
— Купить? Какая же мне в том выгода? Забирайте все!
— Пять суток строгого! За мародерство! Старшина, лично сопроводи этого паршивца на губу и сдай под расписку!
Сержанта увели.
Оказавшись в КПЗ, Буслаев беспокоился, что не сможет уехать в Москву. До отхода поезда оставалось минут сорок. Разноликая публика с чемоданами и мешками с боем занимала места в вагонах. Волновались за него и за себя и его коллеги, собравшиеся с вещами возле комендатуры. Но вот кто-то из них приблизился к оконной решетке. Буслаев обрадовался, снял сапог и каблуком выбил стекло. Крикнул:
— Я здесь, Володя! Пьяный комендант обвинил меня во всех грехах, разоружил и запер в КПЗ. Не теряй времени. Свяжись с дежурным по транспортному отделу НКГБ на вокзале. Попроси вмешаться.
— Держись, Антон! Я бегом!
На звон оконного стекла в камеру вбежал комендант.
— Так ты еще и буйный! — закричал он. — За дерзкое хулиганство знаешь что бывает?
— Я требую освободить меня из-под стражи! А стекло разбил… Другого мне не оставалось…
— Оправдываться будешь в тюрьме, бывший лейтенант.
Антон тяжело переживал положение узника. Пьяный комендант и в самом деле может так поступить. «Попробуй докажи тогда, что ты не верблюд, — думал он. — Я способен на проступок, но в интересах дела. И готов за это отвечать. Но здесь другая ситуация».
Дежурный от НКГБ по вокзалу майор Степанов не заставил себя долго ждать.
— Старший лейтенант, насколько серьезны основания, по которым задержан наш сотрудник Буслаев? — спросил он.
— Ах, вот оно что… Уже донесли… Четко работаете. Основание? Во-первых, воровски, как вражеский лазутчик, через дыру в заборе пробрался к поезду и провел за собой свою братию.
— Вы ставили вопрос перед руководством дороги, чтобы дыры в заборе заделали?
— Значит, не нарушитель… Но он еще и преступник. Из хулиганских побуждений выбил оконное стекло в КПЗ.
— Ввел вас в убыток… А как бы вы поступили на его месте? О задержании оперативного работника НКГБ вы обязаны были поставить меня в известность, а не он сам.
— Защищаете… А я его в тюрьму упеку! Вот так!
— Вы пьяны, старший лейтенант, а у пьяного всегда в глазах двоится. При исполнении служебных обязанностей надрались в стельку. На ногах едва держитесь. И это в день всенародной радости, в День Победы над врагом. Это куда большее преступление. Немедленно возвратите лейтенанту оружие, вещи и освободите из-под стражи! Вас же данной мне властью отстраняю от дежурства и письменно ставлю об этом в известность ваше командование.
— Валяйте… — с безразличием отнесся к этому комендант. — Я же на радостях выпил! Со всем честным народом!
Антона Буслаева освободили из КПЗ буквально после первого удара в вокзальный колокол, возвещавший об отходе поезда. А вскоре просигналил об этом и гудок паровоза.
Поезд шел с частыми остановками. Буслаеву все же удалось занять заветную третью полку в общем вагоне, предназначавшуюся для багажа. Заснул он мгновенно. Спал как убитый. А когда пробудился под вздрагивания вагона на стыках рельсов, одна за другой наплывали мысли о доме, о работе. Но больше всего думал о Лиде, о родившемся в его отсутствии человеке. И как они встретятся с Лидой, и как дальше будут строить свою семью. В себе не сомневался. Истосковалось тело, истосковалась душа. Знал, что будет хорошим мужем и отцом. А Лида? Станет ли она любящей женой и матерью, какую он рисовал в своем воображении?..
Если представить себе, что это не поезд-тихоход, а сказочный ковер-самолет, то Антон летел домой, распластав крылья.
По возвращении в Москву, прямо с вокзала Буслаев направился в Управление, где тотчас засел за рапорт-отчет о завершении боевой командировки, который давно и тщательно обдумал. Главное, не расплываться по мелочам, указать самое важное, что было, что сделал. Описав вкратце «операцию» захвата Краковского, указал и о задержании сотрудницы Поставского отдела Службы безопасности Альбины Тишауэр.