Схватка с ненавистью (с иллюстрациями)
Шрифт:
— Вы вышли на связь? — спросил Коломиец.
— Я вошел в контакт с Бесом — эсбековцем. Он лично побывал у нас, инспектировал сотню.
— В чем заключалась инспекция?
— Бес долго беседовал с моими людьми.
— Сколько в сотне было к этому времени боевиков?
— Сорок семь. Мы понесли потери в боях.
— Что сделал Бес?
— Пять человек из наших получили приказ оставить сотню. Куда они ушли, я не знаю.
— Так-так, — Коломиец что-то черкнул в блокноте. — Что это могло означать?
— Только одно: Бес перетряхивал сотню, избавлялся от вызвавших
— Он был один?
— Нет, с ним пришел телохранитель. Его псевдо «Мовчун».
— Вы думаете, отмеченные Бесом люди далеко не ушли?
— Они исчезали поодиночке, их выводил на тайную тропу Мовчун.
— Ясно…
Пятеро не внушали доверия, и их уничтожили руками Мовчуна. Не впервые националисты перед какими-то акциями чистят ряды — это их обычная практика. Сотне и впрямь предстояло какое-то важное дело, и служба СБ заранее выкорчевывала нестойких. У Буй-Тура наверняка было несколько насильно угнанных из сел парней. От них и избавились.
— Что делал Бес дальше?
— Проверил основную и запасную базы сотни.
— Что представляет собой запасная база?
— Это большой бункер, построенный еще немцами. Там несколько помещений, соединенных системой ходов. Бункер сооружен рядом с подземным ручьем — запас воды имеется всегда, вдобавок ручей — это вроде бы природная канализационная труба. Имеется небольшой запас продовольствия и боеприпасов. Бункер находится почти на вершине холма, в густом лесу, обнаружить его трудно, а в случае осады есть возможность уйти — запасной ход ведет в овраг.
— Почему вы не воспользовались этим логовом, чтобы отсидеться, когда вас начал преследовать Малеванный? — Полковник Коломиец слушал Буй-Тура со всевозрастающим вниманием.
— Не имел права. Наоборот, я уводил преследователей в другой квадрат — так требовали инструкции Беса.
— Бес знает вас лично?
— Да. Во время визита в сотню он жил в моей землянке.
— Если бы вы решили передать ему грепс, как бы вы это сделали?
Буй-Тур искоса глянул на большие настенные часы — стрелки почти сошлись на цифре «два». Разговор — допрос ли это или нет, Буй-Тур не мог определить — длился уже четыре часа. Полковник устал, он позволил себе небольшую вольность — расстегнул верхнюю пуговку у воротничка.
Буй-Тур понимал: его откровенность приведет к провалу важного звена подполья. Чекисты заметут Беса, Мовчуна, всех, кто остался на воле. Закордонные курьеры сами придут к ним в руки, не надо будет даже тратить силы на их выслеживание.
И конечно же, здесь допрос, хоть и стынет в тонких стаканах чай. Не два приятеля встретились для полуночного задушевного разговора — сидят лицом к лицу советский полковник государственной безопасности и он, сотник разбойничьего националистического воинства. Когда-то, очень давно, отец говорил ему, Марку: «Расти, сынок, большим и сильным». Вырос: большим — ни в одну землянку, не сгибаясь, не входил; сильным — руками гнул железные прутья. А толку? Упал отец, пробитый немецкой пулею. Умерла, побираясь по милости оккупантов, мать. Сизым пепельным дымом поднялась к небу хата, в которой родился. Ни кола у него ни двора.
…Люди рассказывали — отец у немцев пощады не просил. Смерть встретил с достоинством. Старик всегда говорил, что и умереть надо уметь по-человечески…
Полковник ждал ответа. Помнится, прошлый раз просил он помочь. И он, Буй-Тур, пообещал, что сделает это…
— Что же вы хотите, Максим Федорович?
— О, я многого хочу, — усмехнулся Коломиец. — Но есть у меня главная мечта: дожить до того дня, когда полностью и навсегда будет выкорчеван бандитизм.
Почти мечтательно Коломиец протянул:
— Мирная земля — и ничто не нарушает тишину. Представляете?
— У меня есть две ниточки связи с Бесом. Одна обычная, по курьерской тропе. О второй знаем только он и я, она организована для предстоящей операции.
— Вы еще можете ею воспользоваться?
— Конечно… Если Бес не знает о разгроме сотни.
— Бес убежден, что у вас все в порядке.
Полковник не стал говорить Буй-Туру, что недавно его люди перехватили донесение Беса за кордон. Тот сообщал, что подготовительный этап завершен и он готов приступить к операции.
— И еще два вопроса, Марк Иванович, — неторопливо сказал Коломиец. — Слышали ли вы что-нибудь о курьере по кличке «Подолянка»?
— Курьер Рена? Еще бы не слышать! Я ее даже видел однажды… Это была отчаянная дивчина: когда Рена обложили со всех сторон, она подняла боевиков в атаку, чтобы спасти куренного.
— Спасла?
— В тот раз — да.
— Вам неизвестно, что с нею приключилось?
— Ходили слухи, будто, узнав о гибели Рена, Подолянка покончила с собой. Ее можно понять, — размышляя вслух, добавил Буй-Тур, — по ее следу шли и не сегодня-завтра тоже взяли бы.
Коломиец нажал на черную пуговку звонка.
— Чайка здесь? — спросил у адъютанта. И, когда тот кивнул, приказал: — Введите.
Адъютант вышел и через несколько секунд впустил в кабинет полковника Лесю.
Девушка переступила порог, чуть прищурилась от яркого света.
— Добрый вечер, точнее, доброй ночи, — сдержанно сказала она. — И сами не спите, и людям не даете.
— Это хорошо, что вам не изменяет чувство юмора… Подолянка, — вместо ответа сказал полковник.
— Я устала повторять, что вы меня с кем-то путаете. — Леся говорила ровно, спокойно, так учительницы разговаривают в классе.
— Марк Иванович, вам знакома эта девушка?
Коломиец внимательно следил за выражением лица Буй-Тура. Сотник сидел в мягком кресле, чуть в стороне от Леси. Ему хорошо были видны и ее лицо, и тоненькая, будто застывшая на ветру, фигурка. Девушка кутала плечи в яркий платок, чуть отвернулась от Буй-Тура.