Схватка с судьбой

Гичко Екатерина

Прощать подобное ни в коем случае было нельзя. Здесь понимали силу и только силу. Один раз стерпишь оскорбление, и это запомнят, чтобы потом отнестись к тебе с презрением. А зарвавшихся слуг нужно ставить на место сразу. Или ты не господин.

Мизинцем свободной руки Майяри быстро начертила в воздухе хаггаресскую печать. Совсем лёгкую, никто и не поймёт, что она хаггаресская. Но на секунду печать ослабила опутывающие девушку цепи, и она, коротко размахнувшись, влепила советнику пощёчину.

В руках сумеречниц, привыкших взбираться по горным

склонам, скрывалась такая сила, что голова старика мотнулась, сам он пошатнулся и отступил, пытаясь устоять на ногах. Толпа ни звуком не выдала своего ошеломления, но невидимые цепи разом ослабели.

– Не смей ко мне прикасаться, – холодно бросила Майяри.

– Ты, женщина… – изумлённо и взбешённо выдохнул советник, и девушка прищурилась ещё неприязненней.

– Что? Женщина? Ты, старый ошмёток плоти, смеешь видеть во мне женщину?

Она на мгновение замерла, смотря на советника с холодным изумлением. Вокруг повисла тишина, которую не нарушил даже старик, замешкавшийся с ответом. На его бледной щеке алел след от позорной оплеухи. Оплеухи от женской руки. Стоящие кругом мужчины не могли прийти в себя от изумления и, да, негодования.

Майяри стремительно шагнула вперёд. Возможно, если бы не всеобщее удивление, её бы кто-нибудь остановил. Или не остановил, оставив советнику право самостоятельно разобраться с распоясавшейся женщиной. В любом случае никто и не подумал, что тянущаяся к старику рука вцепится ему не в грудки, а в горло.

Вдавив пальцы в хлипкую стариковскую шею, Майяри пнула советника в колено, вынуждая его осесть и сравняться с ней ростом, и рывком за ту же шею подтянула захрипевшего хаги ближе к себе.

– Ты, я смотрю, метишь на моё место? – вкрадчиво процедила она. – Неужели старейшина избрал наследника из твоих потомков? Может, мне ещё и полагается родить ему наследника?

Советник захрипел сильнее, вцепился ногтями в её руку и попытался отшвырнуть силами, но Майяри, не удерживаемая более никем, выдвинула вперёд такой щит, что его край пропахал борозду в камне.

– Запомни, Дарелий, – сладко-сладко пропела Майяри, – твой потомок будет нужен до тех пор, пока у меня не родится сын. Никто из твоей семьи не займёт место старейшины. Это моё место! Ни ты сам и никто из твоей семьи… да что уж тут? – вся твоя семья не способна сравниться в силе со мной. Я просто переломаю каждого из твоих потомков. Переломаю и засуну под камни, а сверху посажу дерево, чтобы от вашего дерьма была хоть какая-то польза. И думать не смей о власти в этой общине!

Разжав пальцы, Майяри позволила кашляющему Дарелию осесть на землю и ласково погладила его по залысине.

– Никто здесь не посмеет занять моё место, – заявила она в полной тишине. – Меня, – на её губах появилась нежная улыбка, – выдернули из гнезда, которое я сама для себя свила. Выдернули и заставили вернуться сюда. И теперь вы, глупцы, тешите себя мыслями, что я покорюсь судьбе и буду дуть на ваше задетое самолюбие и ласкать ваши чувства? Да я вгрызусь в них всеми зубами и буду рвать и рвать! –

Майяри рывком заставила Дарелия вскинуть голову и с ненавистью уставилась в его глаза. – Я раздеру вас когтями за то, что посмели меня тревожить. Я вернулась сюда не для того, чтобы терпеть невоспитанных слуг. Я вернулась, чтобы стать госпожой здесь. На меньшее я не согласна. И мне, – она вновь с лаской погладила советника по залысине, – плевать, какой видите мою судьбу вы. Я приведу вас всех к гибели! Или, – Майяри улыбнулась, – к величию. Но меньшую часть из вас. Гниль, – она отпихнула советника, – мне не нужна.

– Никто не позволит тебе занять место старейшины! – завопил Дарелий. – Ты не понимаешь нашего пути…

– Ваш путь ведёт вас в бездну.

– В бездну приведёшь нас ты! – выпучил глаза советник.

– А меня, – Майяри широко улыбнулась, – создали вы.

Она обернулась, обвела взглядом лица присутствующих и раскинула руки, словно призывая полюбоваться собой.

– Меня создали вы. Вы все. Я – ваше творение! Не нравлюсь? Отчего ж? Вы меня столько кроили, ломали, меняли, а всё равно не склеили нужного? Плохо получилось? Неужто готовы признать, что мастера вы дряные?

Желваки на лицах мужчин напряглись, и Майяри понимающе улыбнулась.

– Не готовы. Что ж, значит, я – шедевр вашего мастерства. Вершина искусства. И если кто-то готов усомниться в этом, то пусть сразу замуруется в землю или утопится в реке.

Девушка обвела всех пристальным взглядом, повела плечами и…

Её снесло в сторону на две сажени и прижало к земле с такой силой, что захрустели и кости, и жилы. С неимоверным усилием Майяри вскинула голову и увидела над собой высокого, крепкого сложения мужчину в длинном коричневом плаще, расшитом серебряной нитью. Чуть длинноватые чёрные волосы были тщательно зачёсаны назад, лицо покрывала окладистая, с проседью чёрная борода, а из-под густых бровей на поверженную девушку смотрели спокойные голубые глаза.

Майяри затрясло. Из глубины души поднялась и разлилась по жилам дремавшая ненависть. О, как ей захотелось вцепиться в это породистое мужественное лицо! Бешенство на миг помутило её разум, Майяри словно вновь стала девочкой, которая в неконтролируемой ярости пытается вырваться из пут, чтобы убить, растоптать, разорвать, вмять!

Но всё же она изменилась. Девочка внутри познала, что в мире есть кое-что помимо ненависти.

С трудом, чуть ли не разрывая губы в кровь, Майяри улыбнулась и поздоровалась:

– Тёмных путей, старейшина.

Тот медленно, не выказывая ни ярости, ни презрения, осмотрел её и коротко бросил:

– Расходитесь.

И поволок внучку за собой. Прямо по земле.

Дрогнувшая было толпа вновь замерла, и на лицах мужчин впервые замелькала растерянность.

Старейшина остановился, ощутив сильнейшее сопротивление, и обернулся.

И столкнулся с тёмным взглядом исподлобья.

Внучка сопротивлялась с таким упорством, что следом по камню тянулись борозды от ногтей.