Схватка с судьбой

Гичко Екатерина

– Мои ноги не сломаны, – процедила девушка и, дрожа от натуги, начала подниматься. – Я дойду сама.

Некоторое время старейшина и его наследница смотрели друг на друга.

– Всё такая же, – холодно бросил дед и освободил Майяри от тяжести своих сил.

Она гибко и плавно поднялась, спокойно отёрла окровавленные пальцы о плащ и бросила в толпу:

– Пришлите ко мне Плетущую Косы.

И, более не останавливаясь, зашагала к склону.

Устроенным представлением Майяри была очень довольна.

Глава 71. Сплетни

В дом деда Майяри зашла с такой решительностью, словно и вовсе его

не покидала. Остановилась лишь на мгновение посреди просторного перхара – так называлась у горняков передняя комната во врезанном в скалу доме. Почти то же, что и холл. Только в холле обычно привечали гостей, и комната эта была проходной. В перхаре же не только встречали гостей, но и принимали некоторых из них: во внутренние комнаты пускали далеко не всех.

Изнутри можно было и не догадаться, что комната на самом деле – пещера, вырезанная в горном склоне. С высоким потолком, очень просторная, по южной стороне шёл ряд небольших окон. Стены и потолок украшали искусные сцены, вырезанные прямо по камню. По большей части на них были изображены корабли, изящные дворцы, уносящие шпили ввысь, незнакомые пышные цветы, странные деревья и необычные звери, которых Майяри видела только в книжках в общинной библиотеке. Память о прошлом, о прежней жизни народа хаги, о родных землях. Их вырезали ещё далёкие предки, пришедшие из Многоимённых земель. С тех пор каменные узоры не раз обновляли и старательно сохраняли каждую деталь. Майяри потому и остановилась, что заметила изменения. Видимо, картины не так давно приводили в порядок, срезали обтёртый временем верхний слой и вытачивали узоры заново. А под серым старым камнем открылись чёрно-коричневые полосатые слои, сделавшие картину почти цветной, и волны, по которым нёсся кораблик с загнутым носом и кипой треугольных парусов, обрели живость.

Ничто другое: ни медные, серебряные и золотые светильники, свисающие с потолка, ни искусная резная мебель, ни потрясающей расцветки и узоров ткани, ни великолепные шкуры, – ничто больше не привлекло внимания Майяри. Только полосатые волны моря.

Дед зашёл следом, и девушка поспешила пройти дальше.

За перхаром скрывались другие комнаты-пещеры, уходившие вглубь горы. Окон здесь уже не было, только бесчисленные светильники, подрагивающие неугасаемыми огоньками. Майярина комната была самой дальней. Старейшина разместил её там после третьего побега, чтобы впредь девушка так легко из дома не выскальзывала.

Майяри не стала спрашивать позволения уединиться и просто молча закрылась в своих покоях. Стоило ей войти в полумрак, как вспыхнули и убежали вверх множество огней. Девушка неприязненно осмотрелась. Просторная комната, из которой выходили три двери: в купальню, в коридор и в атрепан – хранилище нарядов. Стены были сплошь увешаны мехами, полы – укрыты пушистыми коврами. У западной стены стояла массивная деревянная кровать, застеленная тёмно-красным покрывалом и полускрытая свисающим с потолка пологом песчаного цвета. У восточной стены высились изящные резные шкафы с амулетами, инструментами, книгами, картами и разного рода безделушками. А у южной стоял длинный, чуть ли не вовсю стену стол. На нём и замер взгляд Майяри.

Она сбежала из общины шесть с половиной лет назад. Сбежала даже не из самой общины, а из общины хаггаресов, куда её выдали замуж. Накануне она старательно делала задание к следующему уроку артефактологии, хотя не должна была вернуться в общину в любом случае, даже если не сумеет сбежать. Инструменты, которые она использовала, продолжали лежать там, где она их оставила. Кто-то, тщательно вытирая пыль, старательно раскладывал их по прежним местам.

«Ты

не сможешь изменить установленный порядок. Его определяли куда более разумные и дальновидные хаги, чем ты. Ни твои побеги, ни твоё упрямство ничего не изменят. Твои сумасбродства слишком ничтожны, чтобы хоть что-то изменить в жизни нашей семьи».

Майяри поджала губы.

Неизменность.

Её выдали замуж, она сбежала, а слуга, которому вменялось в обязанность прибирать её комнаты, продолжал приходить сюда каждый день.

Толкнув дверь в атрепан, Майяри зажмурилась от вспыхнувших огоньков и обозрела бесчисленные ряды нарядов, взбирающихся под самый потолок полок и полчища сундуков и коробов. Ни запаха пыли, ни сырости, даже появились новые платья. Почему-то это так её взбесило, что девушка заскрежетала зубами и поспешила отвернуться.

Она словно вернулась в мир, где время замерло. Где сама жизнь давно не жизнь, а хождение по кругу.

Неизменность.

Невыносимо остро захотелось разнести здесь всё, чтобы хоть как-то изменить этот странный мир. Но Майяри знала, что жители общины просто починят сломанное и опять вернутся к прежнему укладу. К установленному и неизменному порядку.

Девушка повернулась, услышав шум шагов, и увидела заходящих в её комнату женщин. Впереди шла сухая, с идеально прямой спиной, старуха, облачённая в длинное чёрное – вдовье – платье без вышивки. Её голову коконом закрывал коричневый платок, а ладони старуха прятала в рукавах. Майяри сразу узнала эти неодобрительно поджатые губы, надменно прищуренные выцветшие голубые глаза и тонкий, слегка горбатый нос.

– Госпожа Харана? – Майяри недоумённо вскинула брови. – Я звала только Плетущую Косы. Омывающая и Одевающая мне не нужны.

Девушка перевела взгляд на молодую женщину, одетую в яркий тёмно-алый наряд: застёгнутую наискосок курточку с высоким воротником – халуму – и ярко вышитую юбку до колена, из-под которой выглядывали тёмные штаны и расшитые сапоги. Плечи и голову женщины окутывал алый платок, щедро расшитый медными побрякушками и цветными узорами. На Харану она была похожа только выражением лица: такое же неодобрительное и надменное. Невестка достопочтимой Омывающей, госпожа Одевающая. Звали её Иррадера, но Майяри никогда не обращалась к ней по имени. Точнее, когда-то в детстве обращалась, но это было словно в другой жизни.

Ни надменная Харана, ни её несдержанная на язык красивая невестка, обожающая распускать сплетни, Майяри не нравились.

Плетущую Косы она ещё терпела. Женщина стояла немного позади Одевающей и Омывающей и спокойно, безо всякого выражения смотрела на госпожу. Одетая почти как Иррадера – только цвет наряда более блеклый, – неестественно бледная, с водянистыми зелёными глазами, тонкими потрескавшимися губами и широкими скулами. Из-за отсутствующего выражения лица сложно было понять, красива она или всё же нет. Раньше, шесть с половиной лет назад, её волосы были чернее агата.

Сейчас же её косы были сплошь седы. Побелели даже брови и ресницы.

Майяри поймала на себе жадный, любопытный взгляд Иррадеры, который та переводила с госпожи на Плетущую Косы и опять на госпожу, явно ожидая удивления с её стороны.

Действительно было любопытно, что же произошло с госпожой Зияреллой. Майяри знала, что она ещё совсем молода, не больше двухсот пятидесяти. Над её мужем порой посмеивались: жена родила ему пятерых дочерей и ни одного сына. Тот злился на бесполезную жену, но прогнать и завести новую не решался. Зиярелла считалась лучшей Плетущей Косы в общине, а такое умение в руки давали только боги. Впрочем, это не мешало ему поколачивать её.