Схватка
Шрифт:
И скудная трапеза лишь укрепила русичей в этой догадке.
Правда, большинство ратников с тоской размышляли о том, что придется лезть на городские стены, ожидая штурма Чернигова… Но тем оживленнее, бодрее и даже воодушевленнее были выражения лиц воев, узнавших истинные намерения князя! По крайней мере, Михаилу Всеволодовичу так показалось в те мгновения, когда сотники и тысяцкие по его приказу принялись разворачивать против стойбища агарян пешее ополчение Галича и Киева, выдвинув вперед мужей с двуручными секирами!
Обсудив будущий бой, князья-родичи решили действовать следующим образом: на татарскую стоянку нападают ратники Михаила (вследствие чего Даниил
Если нет — развернутся к Чернигову и попытаются в него отступить...
Ответ из города так и не пришел. Но, принимая во внимание, что Мстислав мог все же не получить послания, или же не поверил в него, Михаил Всеволодович все одно был уверен: когда начнется реальный бой, северяне в стороне не останутся. Но в худшем случае, они хотя бы откроют ворота отступающим русичам! Князья, к слову, постарались также скрытно подготовить и обоз с харчами, надеясь первым ввести его в град.
Впрочем, оба они понимали, что без помощи из Чернигова вряд ли стоит рассчитывать на победу — и в случае чего, важнее все же будет спасти именно ратников, а не обоз с едой…
Но вот, наконец-то настал миг, когда три полка русичей, старающихся двигаться как можно менее шумно (притом практически не переговариваясь), закончили строиться — и медленно двинулись вперед, каждый к своей цели. Михаил Всеволодовичей, ставший с конными гридями по правую руку от своих ополченцев, с нарастающим волнением смотрел, как медленно, но неотвратимо приближаются вои к стойбищу поганых, едва подсвеченных еще мерцающими углями прогоревших костров…
Пару раз в только-только начавшей рассеиваться тьме, уступающей еще густым, практически непроглядным со ста шагов сумеркам, ему казалось, что он заприметил какое-то движение на стойбище, отчего сердце князя начинало биться быстрее, тяжелее... Но то были или дозорные, или вставшие по нужде поганые — ведь лагерь татар по-прежнему мирно спал.
Не ожидая удара союзника…
Конечно, дозорные рано или поздно заметят приближающихся русичей, разбудят стойбище — но будет уже поздно. Русы ударят в сцепленные между собой телеги, разрубая могучими ударами секир деревянные дышла-сцепки, переворачивая возы, растаскивая их — и прорываясь сквозь получившиеся бреши! После чего, готовые и жаждущие боя они ударят по только-только проснувшимся, спешенным поганым, чьи стреноженные кони мирно пасутся на окрестных лугах…
Уж без коней-то родовое ополчение степняков ничем не превосходит ополченцев-русичей! Скорее уж наоборот, уступают им в ближнем бою, исильно уступают…
Но что это?! Когда до стены «гуляй-города» ратникам Киева и Галича осталось всего с сотню шагов, Михаил Всеволодович вдруг увидел желтое пятно, поднявшееся над телегами. Оно дважды мигнуло и пропало — и тут же впереди раздался неожиданно резкий свист! А следом, практически сразу — хорошо различимый гул-жужжание… Захододело в груди князя, уже понявшего, что происходит — а с губ его сорвался дикий вскрик:
— Щиты! Щиты поднять над головами!!!
Более опытные, бывшие в сражениях вои не хуже Михаила Всеволодовича разобрали в раздавшемся впереди свисте, а после гуле-шипении над своими головами (более похожем на шмелиное жужжание), звук полета срезней. Большинство их успело вскинуть щит и даже присесть!
В отличие от замешкавшихся товарищей или молодняка, в бою ни разу не бывшего…
Предрассветные сумерки огласили многочисленные
И в довесок от виднеющегося справа леса послышался гул копыт многочисленных степняцких лошадей, стремительно приближающихся к пешим ратникам Галича и Чернигова. То были татарские всадники-лубчитен, намеревающихся атаковать орусутов и со спины, и с правого бока, лишая ополченцев мужества внезапным ударом и отрезая им путь к отступлению…
К спасению.
Это было мгновение выбора — выбора, что определяет всю будущую жизнь! В том числе и ее продолжительность... Михаил Всеволодович ясно понял, что его воев ждали, что татары прознали о готовящемся нападении не иначе, как от перехваченных ими гонцов. Вон, и со стороны пороков уже так же раздался все тот же свист да хлопки стрелометов, да скрип канатов камнеметов… И крики попавших под их удар волынцев! Вот сейчас его ратников окружат — и те побегут, обязательно побегут, истребляемые татарами… Но он-то еще может спастись! Верный Бурушка под седлом, выручит, вынесет из-под удара приближающихся поганых! Тем более, что его гриди могут направить своих жеребцов не назад, а вперед — туда, где поганых сейчас и нет, вдоль стойбища! Уйти, вырываться с сотней воев сквозь татарские разъезды, доскакать до дружины, ушедшей с Шибаном, предупредить гридей, чьи жизни в сече стоят куда больше, чем жизни ополченцев…
Да, это действительно важно успеть сделать!
— Полюд — бери десяток своих воев, прорывайтесь вперед, вдоль лагеря поганых и скачите на полудень, вслед конному войску, ушедшему с татарами! Прорвитесь сквозь дозоры — любой ценой, но прорвитесь, хотя бы один гонец должен до воеводы Святослава добраться, о случившемся рассказать! Скачите!!!
Дробно застучали по земле копыта тяжелых жеребцов верного и послушного боярина, молча вскинувшего руку на прощание, а князь уже покликал другого:
— Феодор! Предупреди тысяцких ополченцев — пусть в город уходят, к воротам! И не бегут, а в «ежа» собьются, как мы после Калки по степи шли — только так и уцелеют! Мы ведь сотни верст тогда ногами отмерили — им же достаточно несколько сот шагов пройти до спасения…
— Но княже…
— Выполняй!!!
Крик Михаила не терпел возражений. И верный, самый близкий к князю боярин лишь тяжело вздохнул, разворачивая скакуна… Сам же Михаил Всеволодович Черниговский обратился к прочим дружинникам сотни с короткой речью:
— На миру и смерть красна, братья! Не задержим мы сейчас конных поганых, то побежав, вся рать наша сгинет под копытами степняцких коней! Так разделите же со мной смертную чашу, как делили братину с хмельным медом на пирах, други! Мервые сраму не имут — гойда!!!
— Гой-да-а-а-а!!!
Не убоялись и не изменили преданные гриди Михаилу Всеволодовичу в его последнем бою. Победил свой страх, не изменил и сам он своей чести и чувству долга перед ополченцами, последовавшими за князем по его зову! И навстречу двум тысячам накатывающих на ратников Киева и Галича татарских всадников-лубчитен устремилась тонкая полоска растянувшихся в линию дружинников, склонивших копья навстречу врагу!