Сиам Майами
Шрифт:
— Следуйте вон за той машиной.
Зная, что Сиам осталась невредимой, Барни все еще дрожал, вспоминая ее безрассудный поступок. Он казался ему предзнаменованием непоправимого.
— Ты должен нам помочь, Зигги! — взмолился он.
— Придется что-нибудь придумать. — Зигги не уходил от ответственности. — Только я уже все перепробовал.
Такси пересекло рубеж федерального округа Колумбия. Под светофором они засекли машину Сиам: она ехала в одном с ними ряду, но их разделяло четыре автомобиля. Нагнать ее было пока невозможно: дело
— Почему мы не можем отказаться от контракта? — спросил Барни.
— Потому что это темный лес. — Зигги махнул рукой. — Он сделает так, что вас не пригласят ни в один клуб в стране.
— Почему бы нам не попытаться самим найти клубы, которые захотели бы дать Сиам спеть?
— Подумаешь! — Мотли было не пронять. — Даже если бы нашлись такие владельцы клубов, Додж все равно оставлял бы себе пятьдесят процентов от ее заработка. Все законно.
— А как насчет импресарио в Джерси, который плакал на выступлении Сиам?
— Он от нее без ума. Она принесла бы ему немало денег. Но он знает, что наступать Доджу на хвост себе дороже. Ведь она у него не одна. Не может же он рисковать годовой выручкой из-за одной певицы.
— Тогда давай расторгнем контракт через суд.
— На каком основании?
— На том основании, что пятьдесят процентов — это слишком жирно.
— Как сказать. Он вложил в нее деньги.
— Но не миллионы же, которые может выручить.
— Это уже везение.
За стеклами машины проплывала во всей красе столица: белый обелиск Вашингтона, купол Капитолия.
— Почему не обратиться в суд и не рассказать все как есть? Наша цель — обуздать его: он пользуется условиями контракта, чтобы унизить ее.
Зигги слабо улыбнулся.
— Ты когда-нибудь бывал в нью-йоркском суде? Стоило мне один-единственный раз посмотреть на тамошнего судью, как я смекнул, что мое дело гиблое. Так и получилось. Уж такие у них морды. Эта система не способна производить на свет мудрых Соломонов. Слава Богу, что существует Верховный суд Соединенных Штатов, откуда идея гуманности может по капелькам просачиваться в нижестоящие суды. В былые времена — не знаю, какова такса сейчас — кандидат в судьи должен был сделать в кассу одной из партий взнос порядка двадцати пяти — сорока тысяч долларов.
— Я думал, что политическая машина может позволить себе иметь достойных судей. Ведь законы все равно работают против неимущих.
— Верно, но это в идеале. Повязка на глазах Фемиды надета так, что она делает поблажку собственнику в ущерб гражданским правам. А ты собираешься расторгнуть контракт, по которому женщина превращена в собственность. — Он помахал пальцем у Барни перед носом, подчеркивая важность своих поучений. — Знаешь ли ты, почему тебе твердят: будь законопослушным, подчиняйся правилам?
— Потому что это их правила.
— Вот именно. Представь себе, что я сужусь со стариком Веллингтоном. У нас обоих рыльце в пушку. Но судья вспомнит о духе закона
— А Твид? — Барни вспомнил о Твиде без всякой надежды; просто, поддерживая разговор, он спасался от мрачных выводов, погружающих в безнадежность. — Если Сиам не добьется успеха, он понесет убыток.
— Твид — ваша единственная надежда, хоть и очень-очень слабая, — нехотя согласился Мотли. — Но от него все равно не будет толку.
— Почему?
— Потому что ему известно об одержимости Доджа. Твид сродни автомату, торгующему жевательной резинкой, никаких сантиментов. Он посоветует тебе согласиться, чтобы Сиам уплатила цену, назначенную Доджем.
— Ты хочешь того же?
— Я этого не хочу. Я не считаю это справедливым. Я боролся с Доджем. Но мне приходится доводить до вашего сведения факты о существующем положении, так как, на мой взгляд, у вас нет выхода.Вы в ловушке. Это вовсе не позор. Такое случается с достойнейшими из людей.
— У него есть уязвимые места?
— У него прочный бизнес. Что касается кошелька, тут он неуязвим. Потому-то и не хочет уступать. — Зигги задумался. — Не знаю, может быть, он стал бы уступчивее, если бы его бизнес пошатнулся…
— Если ты наш союзник, то как ты можешь подчиняться, не пытаясь нанести ответный удар?
— Как можно нанести ответный удар, не прибегая к насилию? С точки зрения стороннего наблюдателя, он поймал вас в капкан.
— Но он же человек. Хотя бы самую малость. Что происходит у него в личной жизни?
— Ничего хорошего.
— Значит, мы нащупали его слабое место.
— Не касайся его личной жизни! — Запрет прозвучал со всей возможной убедительностью.
— Нет, я с него не слезу. — Рыцарство Барни показалось Мотли совершенно неуместным.
— Бизнес есть бизнес. Соваться в личную жизнь недостойно.
— А все-таки что у него за личная жизнь?
— Хоть на уши встань, все равно не скажу. — Новый Барни совершенно не нравился Зигги. — Ты стал другим, — не выдержал он. — Я не такого брал на работу.
— Сама работа изменилась, — напомнил ему Барни.
— Возможно, — согласился Мотли встревоженным тоном. Ему не нравилась молодежь, уверовавшая, что победу можно вырвать силовыми методами. Он не отвергал безоглядно этой позиции, но его пугала сила, скрывающаяся в незрелом бодрячестве. Хотя ее торжество, пожалуй, неизбежно: власть вот-вот перейдет в руки недорослей.
— Должен же существовать способ перехода от обороны к наступлению.
— Не глупи. Он не простит твоей бесцеремонной атаки. К тому же ты потеряешь меня как партнера. А мое партнерство — твоя опора. Денежный станок работает на тебя, только подставляй руки.