Сибирь, союзники и Колчак т.2
Шрифт:
Началось восстание на левом берегу Иртыша, в пригородном поселке Куломзино. Почти одновременно к омской областной тюрьме подошел одетый в серые шинели, вооруженный винтовками отряд численностью около 50 человек.
Отрядом командовал какой-то человек, одетый в черный полушубок с офицерскими погонами.
Командовавший отрядом, подойдя к воротам тюрьмы, постучал и заявил дежурному караульному, что пришла команда солдат, вызванная экстренным распоряжением для усиления караула. Когда привратник отворил дверь, пришедшие набросились на него, свалили с ног, а затем ворвались
Часть отряда затем отправилась на квартиру начальника тюрьмы в сопровождении одного из разоруженных тюремных надзирателей и попросила его выйти в контору, а когда последний вышел к пришедшим, те обыскали его и, задержав, отвели в помещение тюремной канцелярии, где и заперли.
В то же время другая, более многочисленная часть отряда бросилась в помещение тюрьмы, разоружила тюремных надзирателей и, отобрав у них ключи, выпустила 205 арестантов.
Большинство выпущенных принадлежало к политическим заключенным; были, однако, и уголовные.
Около ста человек из бежавших были задержаны в течение следующего же дня.
Опасная попытка побега заключенных в концентрационном лагере была пресечена в самом начале.
Восстание было энергично подавлено. Подавление его произведено было с исключительной жестокостью.
Беспощадный расстрел восставших рабочих объясняется, прежде всего, обычным раздражением, неизбежным последствием мятежа. Суровый холод сибирской декабрьской ночи способствовал немало ожесточению плохо одетых солдат (обмундирование было в то время очень неважное), и они расправлялись с мятежниками, как со своими личными врагами.
Вмешиваться в распоряжения военных властей при усмирении восстания невозможно.
Но вот восстание подавлено. Происходит вылавливание скрывшихся из тюрьмы. Казалось бы, здесь всё должно было войти в нормальное русло суда и законности. Быть может, так и было бы, но страсти разгорелись, ненависть к социалистам обострена, большевики и эсеры расцениваются одинаково — и происходит позорная расправа со случайными жертвами этой больной психологии.
Только что вернувшийся с Востока Иванов-Ринов отдает приказ о предании полевому суду «провокаторов» (приказ 22 декабря 1918 г. № 160). На каком основании он издает такой приказ? Кто дал ему такое право? Не знаю. Но министр юстиции Старынкевич протеста не заявил.
В то же время начальник Омского гарнизона генерал Бржезовский издает другой приказ: «Всем незаконно освобожденным из тюрьмы» вернуться. «Всех не явившихся и задержанных после этого — расстреливать на месте».
Оба приказа поощряли к расправе.
Часть бежавших своевременно явилась. Однако ночью к тюрьме подошел отряд и предъявил требование о выдаче некоторых из узников по списку. В числе них были член Учредительного Собрания Фомин, начальник Челябинского района Кириенко, колебавшийся, признать или не признать Верховного Правителя, редактор челябинской газеты Маевский, член Учредительного Собрания Девятое и некоторые другие. Они больше не вернулись. Их отвели в загородную рощу и там зверски убили. Труп Фомина носил следы не только огнестрельных ран, но и побоев.
Погибли люди, которых
Нечего и говорить, что декабрьские расстрелы произвели тяжелое впечатление как внутри страны, так и за границей. Они послужили как бы иллюстрацией к обвинениям Авксентьева. Из Парижа немедленно пришел тревожный запрос Маклакова: правда ли? что произошло? А между тем только что пошли за границу известия о беседе адмирала с представителями блока, только создавалось впечатление о поддержке адмирала и теми умеренными демократическими партиями, представителей которых расстреляли затем в загородной роще.
Держиморда Патриотов
Нечего греха таить: крайняя правая, где много общего в приемах и методах с большевизмом, стала проявлять свою негосударственную психологию и разрушать работу возрождения и умиротворения страны.
У меня сохранилось произведение писавшего под псевдонимом «Конек-Горбунок» известного сибирского фельетониста, которое военная цензура в Омске не разрешила напечатать. Очевидно, автор слишком больно попал в слабое место.
Держиморда Патриотов
«Спокойный и мягкий тон обращения Верховного Правителя к населению не встретил сочувствия среди крайних правых» (из газет).
Идиот из идиотов,
Держиморда Патриотов,
Одержим гражданским рвеньем,
Всем готовый мять бока,
Недоволен обращеньем
Адмирала Колчака.
И ворчит он зло и хмуро:
«Разве это диктатура?
Надо было просто цыкнуть
И в бараний рог согнуть,
Чтоб никто не смел ни пикнуть,
Ни вздохнуть и ни чихнуть.
Из одиннадцати — десять
Надо было бы повесить,
Остальных же — в морду, в зубы,
Чтобы помнили всегда.
А газеты, книги, клубы
Изничтожить навсегда».
Идиот из идиотов —
Держиморда Патриотов!
Слава Богу, что Россия
Не тебе поручена,
Что в годины роковые
Патриоты есть иные —
Люди дела и ума.
Адмирал болен
Еще в начале декабря адмирал серьезно заболел. Он ездил по казармам, посещал парады в легком солдатского сукна пальто. Здоровье его внушало серьезные опасения. Он не мог принимать докладов. У него бывали почти исключительно Лебедев, Тельберг, Сукин. Случайность общения с ним Совета министров за это время оказалась роковой во многих отношениях.