Сибирская Симфония
Шрифт:
— Здорова, Дермидонтыч, что долго не открываешь? — сказал стоявший на пороге мужичек и зашел внутрь. Это был сосед ученого, Георгий Ипполитыч, профессиональный диссидент, отсидевший по лагерям в совокупности двенадцать лет.
— А, это ты… — растерянно проговорил Дермидонтыч и спрятал узел. — А я тут ожидал, знаешь, сотрудников Комитета.
Ипполитыч закрыл дверь, поставил на пол авоську с бутылками и, покачав головой, спросил:
— Они должны прийти сюда? Прийти и нагло попрать твои гражданские права и свободы, как это они обычно делают?
— Ну…
Георгий сел на старинный стул, пододвинул авоськи и стал разливать жидкость по рюмкам, как настоящий интеллигент.
— Ты, вероятнее всего, не знаком с презумпцией невиновности. Пока твоя вина не доказана, ты не виновен, такова практика цивилизованного Запада. Еще я бы рекомендовал тебе растопить печку, или что там у тебя, все время название забываю…
— У меня инфракрасный обогреватель… — ученый нажал какой-то тумблер на стене, и температура начала повышаться. — Но ты не понял, я действительно виновен, и с минуты на минуту за мной должны прибыть сотрудники КГБ.
Ипполитыч кивнул головой на второй стул.
— Ты присаживайся, Иероним, чувствуй себя как дома. А КГБ-истам мы отпор дадим. Будем ждать их вместе. На нашей стороне свобода и истина!
Ученый хотел было возразить, что он и так чувствует себя как дома, ведь это же его дом, но спорить по этому поводу не стал и сразу же сел на стул.
— Вот ты скажи, Дермидонтыч, кто-то же должен отстаивать попираемые нашим полицейским государством гражданские права, так?
Иероним кивнул и, морщась, выпил водки.
— А ты посмотри на медведей! Их, невинных, преследуют люди с оружием, сотнями, тысячами жестоко убивают. Рабски эксплуатируют на фабриках и ракетных базах. Едят, в конце концов! Никто не защищает права животных, они еще более бесправны, чем мы, мужики. Вот ты знаешь, Иероним, как называется наше государство?
— Сибирь? — предположил МНС.
— Ученый, а таких вещей не знаешь, — разочарованно проговорил диссидент. — Полностью наше государство именуется «Свободное Великое ото Всех Независимое Унитарное Государство Сибиряков и Медведей». Сокращенно — СВоВНУГСиМ. Раньше, говорят, повсюду висели таблички с полным названием, — Ипполитыч допил рюмку и налил ещё водки. — Потом только их поменяли на короткое «Сибирь», чтобы люди не путались. Но в официальных документах все так и осталось. Так вот… Ты читал конституцию?
Дермидонтыч отрицательно покачал головой.
— Конечно, не читал, еще бы ты читал. Простым мужикам читать конституцию запрещено! Но я еще пару лет назад достал один подпольно перепечатанный экземпляр, он хранится у меня в погребе в целлофановом пакете. И что бы ты думал? Во второй статье черным по белому сказано, — сосредоточенный взгляд Георгия был устремлен вверх, он резко встал со стула, вытянул руку с рюмкой и продекламировал: — «Мужик и медведь, их права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод медведя и человека — обязанность государства». Высшая ценность! Обязанность! Понимаешь? И что у нас происходит…
— А я сегодня…
— Я хочу сказать, что нигде в мире не происходят такие безобразия, как в нашей стране! Вот что я хочу сказать. Ты знаешь какое-нибудь место, в которой было так же холодно, как у нас?
— Гренландия? — предположил Дермидонтыч.
— Ты что! В Гренландии намного теплее, там уже половина ледников растаяла.
— А Канада?
Ипполитыч задумался, выпил немного из рюмки и снял шубу.
— Быстро у тебя согрелось. А про Канаду, к своему стыду, сказать ничего конкретного не могу — не владею информацией.
— Может, Восточное Самоа?
— Забудь про Восточное Самоа, мой друг, — грустно покачал головой Ипполитыч. — В результате акта случайной военной агрессии одного из наших медведей эта суверенная демократия перестала существовать. Виной тому — разгильдяйство военных наших ракетных баз и отсутствие контроля над сотрудниками-медведями. Хорошо, даже если не говорить про погоду, где ты видел страну, в которой зима — девять, а то и все одиннадцать месяцев длится? А солнечный цикл? В какой нормальной стране солнечный день в августе длится четыре часа?
Дермидонтыч согласился.
— Еще у нас мутантов за людей не считают, — продолжал диссидентствовать Ипполитыч. — Да как же они не люди, если любой мутант, какого не возьми, на человека похож?
— С мутантами все сложнее… — рискнул поспорить ученый.
— Да? Очень интересно, — сказал Георгий и откупорил бутылку. — И что в них такого сложного?
— Ты понимаешь, науке очень сложно поддается изучение этих антропозооморфных существ. Совершенно не ясны социально-биологические аспекты их возникновения, равно как и… — Иероним выпил рюмку. — Равно как и их некоторые их зоологические особенности.
— А по мне, так все просто. Радиация кругом, вот и появились. Говорят, это вы, ученые, виноваты, что их так много расплодилось, но я не верю. Если кто и виноват в возникновении этих… как ты сказал?
— Антропозооморфных, — подсказал Иероним.
— … Морфных существ, так это государство, которое ничего не сделало, чтобы уменьшить радиационное заражение и остановить мутации как планеты, так и животных с людьми. Вот так.
Ученый, чувствующий похмелье и заметно посмелевший, возразил:
— Нет, ты, наверное, просто плохо знаком с гипотезами по поводу процесса образования мутантов. Большинство ученых считают, что мутанты вообще не размножаются, ими становятся одичавшие мужики либо беглые уголовники, иначе говоря, плохие люди…
— Вот она! — вставил диссидент. — Вот она, вся наша государственная система научных взглядов: «плохие люди», видите ли, становятся. То есть, хороший человек, по-ихнему, мутантом стать не может, такое, дескать, только в наказание? Сплошной обман! Мутантом в условиях нашей реальности может стать любой! Но я тебя прервал, продолжай.