Сибирская Симфония

Скоробогатов Андрей Валерьевич

— Пойдёмте, уже пора, — сказал Архип и провёл всех в зал.

Народу собралось немного, всего человек двадцать. Зал был обставлен скудно — ни стульев, ни табуреток. На стене, над сценой, торчали два тусклых факела, ветер из щелей злобно завывал. Но обстановка казалась не столько мрачной, сколько аскетично-суровой, и это понравилось Тихону.

Архип вскарабкался на сцену, взял рупор и сказал в него:

— Друзья, мы рады приветствовать вас на нашем тайном празднестве этого величайшего из искусств — балалаечного прогрессив-металла.

Зрители

молча достали из-за пазухи чёрные косынки-банданы и повязали поверх ушанок. Алексеич, к удивлению Тихона, последовал примеру большинства — оказывается, он тоже имел при себе запрещённую атрибутику.

— А у меня косынки нет. Что делать? — тихо спросил Тихон.

— Не переживай, новичку можно, — сказал балалаечник. — Смотри-ка, а этот карлик у них заводила.

— Первыми на сцену приглашаются музыканты из далёкого Тобольска, — объявил карлик. — Близость к Западу позволила им достичь величайших успехов — они умеют петь на зарубежном языке!

— Ого, вот это да! — заговорили зрители.

— Встречайте, группа «Четыре иностранца»!

На сцену вышли четыре мужика в длиннополых плащах. Двое держали простые балалайки, один, с длинной, заплетёной в косичку бородой — балалайку-контрабас, а сбоку примостился толстяк со старым барабаном. Он же и запел:

Водка, бэарс, хэлли фрост,

Ядерные бомбы!

Вулф бежит, поджавши хвост,

Ту зэ катакомбы!

— Частушечный стиль, — с уважением произнёс рыжий меломан, стоявший рядом. — Такой прогрессивный.

Полиритмическое двойное соло с треолями действительно показалось Тихону весьма неплохим. Народ аплодировал и свистел, некоторые достали свои балалайки и начали подыгрывать музыкантам.

После их выступления Архип объявил:

— А теперь, пока нас не разогнали, выступит наш местный коллектив, «Неизвестные мужики». К сожалению, они вынуждены скрывать своё лицо под масками, чтобы их не узнали, и не доложили КГБ.

На сцену вышли три высоких и худых музыканта чьи чёрные косынки были повязаны поверх лица и бороды. Вооружена банда была двумя балалайками и баяном.

— Кого-то он мне напоминает, — сказал Алексеич, показывая на баяниста. — Вот только не пойму, кого? И вправду, неизвестные.

— Угу, — подтвердил Тихон. — Точно где-то видел.

Играли музыканты очень лихо и бесшабашно, а песня была политической. Стоящий справа балалаечник ревел сиплым голосом что-то про взаимоотношения Сибири с Западом.

Городской начальник хитрый,

Он сидит в тепле с поллитрой,

А по наши станции

Ездят иностранцы!

Эй!

«Прям как у нас — иностранцы на станцию ездят», — подумал Тихон, и вдруг

его осенило.

Он забыл в Балалаечной Компании свою цистерну с отходами.

— Эх, не могу! — воскликнул Алексеич и полез к сцене. — Не могу удержаться!

— Алексеич, отходы-то мы забыли! — попытался остановить приятеля Тихон, но музыкант уже вовсю играл на балалайке прогрессивный металл, а перекричать было весьма непросто.

Тихон не знал, что делать — дождаться окончания концерта, или оставить друга и бежать обратно к цехам. К тому же, пора было уже принять дозу спиртного, а водки Архип так и не продал.

Внезапно в клуб вкатился горбатый кривой мужичёнка, растолкал возбуждённых слушателей и вбежал на сцену. Подбежав к баянисту, он принялся что-то шептать ему на ухо, после чего музыканты на сцене перестали играть, а баянист бросил инструмент и убежал куда-то с горбатым за сцену.

Но музыкальную мистерию уже было не остановить. Каждый играл своё, да как играл! Алексеич горланил свою песню про бесконечные патроны, которую Тихон слышал ещё в поезде, рыжий меломан рычал что-то мрачное, про неизбежность нашествия инопланетян, а группа балалаечников в углу хором пели металлическое переложение «Ой мороз-мороз, не морозь меня».

Делать было нечего, Тихон торопливо собрал вещи и потихоньку вылез из клуба.

На улице было тихо. Горка, с которой скатились сибиряки перед концертом, с этой стороны выглядела слишком крутой, а привычных лыж, чтобы взобраться наверх, у Тихона сейчас не было. Пришлось топать в обход, по сугробам.

Пройдя с полкилометра вдоль окраины города, он оглянулся назад. У клуба послышались выстрелы, оттуда светили лучи прожекторов и слышалось тарахтение какой-то техники. Тихону стало интересно, и он взобрался на пригорок, чтобы посмотреть.

Около клуба стоял старый танк с тремя собачьими упряжками подкрепления. Слышался лай собак и редкие выстрелы из винтовок. КГБ брало клуб штурмом. Алексеича уже было не спасти.

5. Бунт

Тихон вышел на узкую центральную улицу и заспешил к балалаевскому заводу, расталкивая руками прохожих. Раз не спас друга, то хотя бы эту проклятую бочку надо достать.

— Кефир, свежий кефир! — кричали где-то в стороне. «Какой странный город, — в очередной раз подумал Тихон. — Средь бела дня кефир продают, и никто даже не возмущается».

Главный цех Балалаечной компании оказался оцеплен. Вокруг медленно прохаживались солдаты в противогазах и с какими-то странными коробочкам, а у входа в жуткой давке стояли выгнанные под открытое небо рабочие, медведи, карлики. В стороне, в крытой собачьей упряжке, сидели три пузатых офицера КГБ в фуражках, а рядом с ними суетливо топтались люди в плащах — видимо, кто-то из руководства компании.

— Что тут у вас такое? — спросил Тихон проходящего мимо него солдата.

— Радиационное заражение местности, — прогундосил солдат в противогаз.