Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова
Шрифт:
Но все это не означает, что Анненков смирился со своим положением и скис. Наоборот, он метался по камере, как зверь, попавший в ловушку, и не находил себе места. Все его мысли были направлены на то, как выбраться из этого каменного мешка, как вновь обрести свободу, как отомстить китайцам за их коварство, как снова включиться в святую борьбу с большевизмом. Но для этого прежде всего нужна была связь с внешним миром, которой у него не было и которую из тюрьмы установить было не по силам, в том числе и из-за языкового барьера. Но на втором году заключения Анненкову удалось подкупить одного из охранников и переправить через него Денисову письмо для передачи представителю Японии в Синьцзяне, в котором, описав обстоятельства ареста, он якобы писал:
«Убедительно прошу Вас, представителя Великой Японской империи, дружественной по духу моему прошлому императорскому правительству,
Неизвестно почему, но факт написания этого письма Анненков категорически отрицает.
Не исключено, что это одна из множества чекистских фальсификаций.
Денисов развил активную деятельность по освобождению Анненкова с первых же дней его ареста. Можно только поражаться преданности атаману этого человека. Оставшись с 20 казаками в Гучэне, хотя мог вполне уйти с отрядом в Маньчжурию, он забрасывает иностранные представительства и китайские власти обращениями об освобождении Анненкова. 20 августа 1921 года он пишет французскому консулу в Урумчи:
«Высокопочтенный Господин Посланник!
Партизанский отряд имени атамана Анненкова, того атамана, который еще в минувшую всемирную войну с Германией не раз отличался своими личными подвигами в общей с Вами борьбе с немцами, атамана, который первый поднял в Омске восстание против большевиков и потом дрался с ними два года в Семиречье. В то время как Омск и все города Сибири перешли в руки большевиков, армия атамана Анненкова продолжала жестокую и неравную борьбу, и только лишь когда не осталось снарядов и патронов, атаман с остатками своей армии интернировался в Китай 27 мая 1920 года у пограничного китайского города Джимпань [82] . Все оружие — пушки, пулеметы и винтовки при переходе границы сдали китайским властям. После того, как все желающие из армии ушли, она переформировалась в отряд, и в нем осталось 700 человек.
Атаману было объявлено, что необходимо поехать в Урумчи для личных переговоров с генерал-губернатором. Атаман согласился и 30 марта уехал в Урумчи, где находится по настоящее время. Я как старший остался за атамана отряда. Несколько раз опротестовывал незаконное лишение его свободы, но все напрасно. Ответом на все мои протесты было гробовое молчание. Атаман посажен в тюрьму и охраняется китайскими властями.
К моменту моего Вам доклада обстановка такова: 500 человек нашего отряда ушли <…> на Пекин и где они — мне в настоящее время ничего не известно. У них мало денег, совершенно нет медикаментов и на них плохое обмундирование. Со мной в Гучэне 150 человек.
Сообщая Вам, Почтенный Посланник, обо всем этом деле, я усердно прошу обратить Ваше благосклонное внимание на такой произвол и прошу принять зависящие от Вас меры воздействия на китайские власти к защите отряда атамана Анненкова от столь незаконных действий и издевательств, а что касается лишения свободы атамана Анненкова, командующего отдельной Семиреченской армией, то нет слов выразить негодование на бумаге. Я надеюсь, что Вы, Ваше Превосходительство, представитель благородной и прекрасной нашей союзницы Франции, поможете и выручите нас. Податель сей бумаги в беседе с Вами дополнит все мною сказанное и лично подтвердит.
Остаюсь искренне Ваш, уважающий и готовый к услугам, начальник штаба атамана Анненкова, ныне командующий его отрядом Генерального штаба полковник Денисов» {213} .
82
Другие названия города — Боротала, Болэ.
20 октября 1920 года Денисов шлет в Шанхай обращение к Генеральному консулу Сербии. Cодержание этого послания почти аналогично приведенному выше, но, в отличие от него, в нем содержится просьба о доведении факта нарушения китайцами международного права, творимого ими здесь произвола в связи с изменническим способом ареста атамана до западной русской эмиграции в надежде поднять ее на его защиту:
«…он заключен в Урумчинскую тюрьму, где и содержится уже 20 месяцев, — писал Денисов. — Прошу принять все зависящие от Вас меры, оповестить об этом деле правительство Югославии и через него сообщить генералу Врангелю. Все мы будем Вашими неоплатными должниками, и, если
Начальник штаба атамана Анненкова Денисов» {214} .
Одновременно Денисов обращался и к бывшим подчиненным Анненкова — начальнику медицинской части, ставшему главой эмигрантского общества «Богоявленское братство», полковнику Казакову, к бывшему анненковскому офицеру, ставшему в Китае доверенным английской фирмы Кукуранову, и другим лицам, но все было тщетно.
— В тюрьме сидели еще полковник Савин, есаул Шишкин и войсковой старшина Остроухов, все колчаковцы, — говорит Анненков. — За них хлопотали иностранцы, и их освободили. За меня иностранцы не хлопотали, так как я отрицательно относился к ним в Гражданскую войну и в своей армии представителей иностранных миссий не имел.
…Чтобы ослабить меня морально и физически, китайцы посоветовали мне курить опий, говоря, что это может ускорить мое освобождение. И только потому, что я курил опиум, я просидел только три года, вместо определенных мне десяти, — полагает он.
Однако помогли ему все-таки иностранцы.
Обращение Денисова к представителям иностранных государств для вызволения Анненкова из тюрьмы было его гениальной находкой. Если бы не эти обращения, Анненков сгинул бы в китайском застенке или бы вышел из него инвалидом-наркоманом. Обращения Денисова пробудили интерес к личности совершенно неизвестного в широких международных кругах Анненкова, и вот по каким причинам.
Генеральные штабы и разведки ведущих империалистических государств продолжали вынашивать и разрабатывать планы очередных походов на Советскую Россию, отводя в них первую ударную роль белой эмиграции, которая, однако, к тому времени начала деградировать. Часть ее, в основном интеллигенция, инженеры и техники, устремилась в коммерцию и на службу, другая, убедившись в бесперспективности борьбы с советской властью и не веря в ее успех, выходила из белоэмигрантских обществ и союзов и даже возвращалась в СССР. Однако убежденные враги большевизма составляли еще значительную силу, но эта сила от безделья спивалась, деклассировалась, криминализировалась. Нужно было срочно спасать положение, остановить распад белой эмиграции, восстановить ее боевой дух и создать из нее воинские формирования. Взоры руководителей иностранных спецслужб и вождей русской эмиграции обратились на Китай. Здесь еле сводила концы с концами самая многочисленная (более 300 тысяч) эмиграция, большинство которой было военизировано. По сравнению с западной, эта эмиграция была более сплочена, проживала компактно и непосредственно у границ Советского Союза.
Парижский центр белой эмиграции и его иностранные опекуны лихорадочно ищут кандидата в военачальники, способного сплотить белоэмигрантов и сформировать боеспособную силу, которая вначале поможет китайским милитаристам подавить революционное движение в стране, а затем, вместе с японцами, вторгнется в СССР. Кандидатуры Семенова, Меркулова, Шильникова, Глебова и других забайкальских и дальневосточных атаманов были сразу же отвергнуты как скомпрометировавшие себя бездарностью, грабежами и насилиями над местным населением в годы Гражданской войны, пьянством, мошенничеством, развратом — в период эмиграции. И тут подвернулся Анненков!
П. Н. Краснов вспоминает: однажды вечером в Шуаньи Великий князь Николай Николаевич [83] спросил меня:
— Вы ведь, Петр Николаевич, знали атамана Анненкова?
— Да, Ваше Императорское Величество, знал и даже хорошо знал.
— Что это был за человек?
После того как Краснов дал атаману лестную характеристику, Великий князь сказал:
— Я получил телеграмму. Анненков томится в китайской тюрьме. Просит помочь. Что вы скажете?
83
Николай Николаевич (младший) (1856–1929) — Великий князь, двоюродный дядя Николая Второго. Верховный Главнокомандующий (1914–1915), командующий Кавказской армией и наместник царя на Кавказе (1915–1917). С марта 1919 г. — в эмиграции, с декабря 1924 г. — руководитель всех русских военных зарубежных организаций.
— Анненков несомненно много напутал в дни своей партизанщины, — сказал я, — но ведь надо сознаться, что обстановка в том краю была такая, что молодому и неопытному политически человеку трудно было в ней разобраться.
— Но Анненков был против большевиков?
— Несомненно против, Ваше Императорское Величество.
— И он в прошлом, при вас, и потом на войне был хороший офицер?
— Прекрасный офицер, Ваше Императорское Величество.
— Надо ему помочь.