Сибирская Вандея
Шрифт:
В ту ночь каждый получил по шесть-десять ордеров на право обыска и ареста. Во дворе Губчека их ждали красноармейцы – беспартийные парни из рабочих и крестьян, но вели они себя в эту операцию как коммунисты.
Доктор Николаев запер кабинет на ключ и, сидя в шлепанцах, составлял очередную сводку в Губздравотдел о поступивших в Изопропункт и умерших тифозных. Вдруг за дверью послышался странный шумок…
Андрей Иванович тихонько поднялся с кресла, прислушался: кто-то осторожно ходил по комнатам…
Доктор
Вдруг чьи-то руки помогли ему снаружи.
– Ну-ну!.. Еще маленько!.. Еще чуток, ваше высокородие. Тс-с-с!.. Тише, тише!.. Сюда ступайте, сюда, тут лучше будет. А вы не обумшись даже… Сейчас посвечу. – Нефедыч окончательно поставил доктора на ноги и открыл заслонку железнодорожного фонаря.
В кромешном мраке осенней ночи вспыхнуло пятно, и где-то во дворе тоже мигнуло светлое пятнышко.
– Осторожно, вашескородие, – продолжал шептать Нефедыч. – Полно их в сосняке.
– Чекачи или военные? – тоже шепотом спросил доктор.
– Темно, пес их разберет. Много… Пойдемте тропкой ко второму бараку, пересидим там, пока они в дому шарятся, а потом – к берегу, живым манером: там у меня лодка приготовлена.
– Молодец! – похвалил доктор.
– Вечор с охоты воротился. В лодке и бердана и дробовик.
– Эх, жаль, браунинг я обронил!
– Да бог с ём, вашескородие!.. Сказываю: в лодке бердана и ружье – есть чем отбиться, коли незадача выпадет. Вот и барак… Передохнем и айда в лодку!
Доктор перешагнул через порог и… споткнулся о подножку Нефедыча, растянулся на грязном, заслеженном полу.
– Не зашиблись? Дозвольте ручки, вашескородие… – все так же ласково, но уже почему-то громко сказал Нефедыч.
Он заломил руки за спину ошеломленному доктору и мгновенно связал кисти и локти.
– Вот так лучше, вашескородие, господин доктор. Тут Екатерина Ивановна побудет с вами.
Снова открылась заслонка железнодорожного фонаря, из мрака выплыло строгое лицо Екатерины Ивановны, в руке у нее блеснула револьверная сталь. Нефедыч распахнул двери и трижды поднял и опустил фонарь.
В барак вошли. Кто-то спросил:
– Есть?
– Вон лежит, отдыхает. Окровянился малость, а так – ничего, в целости, сохранности.
– Пусть полежит до утра.
Андрей Иванович зашевелился.
В доме Дядя Вани по Кабинетской улице тихо беседовали хозяин и некий приезжий гость из Томска.
Томич информировал:
– Справочник-перечень судов Обь-Иртышского бассейна составлен, проверен и передан для печатания в типографию.
– Слава богу, хоть одно дело довели до конца! Не подсекут совдеповские?
Гость ухмыльнулся.
– Нет,
– Какой решительный господин!
– Теперь у нас есть печатный официальный документ, которым сами господа большевики подтверждают свой грабеж. Когда, наконец, японские войска прорвутся к нам из Забайкалья, – нетрудно будет установить настоящего хозяина какого-либо кораблика и ввести его во владение при помощи этого бесспорного документа, подписанного большевистскими деятелями…
– Да, это лучше, чем тайные списки… Молодцы, молодцы!
– Ну а теперь вы расскажите, как идут дела в Новониколаевске?
– У нас? Плохо, – вздохнул старик. – Очень плохо. Провал за провалом. Чекачи всюду насовали своих людей: большевистская агентура вскрывается нами в самых неожиданных случаях.
– Ликвидируете?
– Что толку? Участок-то все равно провален. Надо перебазировать точку, а это – сложно. Снова и снова приходится работать ощупью.
– Ничего, – успокоительно заметил гость. – В драке не без плюх. А с колыванцами как? Скандально, говорят…
– С колыванцами? Как и следовало ожидать, полный разгром!.. Вы помните Рагозина, которого Иркутск в конце зимы нам презентовал вместо «девятого»?
– Помню. Он ведь с вдовой поручика Ратиборского приехал?… Ну и что же с ними?
– Чека еще летом, во время мятежа, захватила Рагозина с одним дураком из повстанческого комитета, да обоих в тот же день и шлепнули.
– Черт! Неприятная история… Иркутяне обидятся, что мы не уберегли Рагозина!
– Да он и не Рагозин вовсе, а Галаган. Был в колчаковщину начальником милиции, скрыл от иркутян и от вас, а мы его разоблачили.
– Вот как?! Скрыл от организации, говорите?…
– Да. Жаль, времени у вас нет, а то я бы устроил вам рандеву с врачом Николаевым. Он у нас занимался этим самым Галаганом-Рагозиным…
– Та-ак. А что о вдовушке известно?
– Филатова задумываться начала. Отец у нее погиб. Я прихворнул тогда. Боевка сама распорядилась, и для акции капитанишку назначила. Филатову сейчас почтовики с милицией разыскивают, а капитана Губкомтруддез объявил дезертиром, – тоже ищут. Я сперва сам думал: что-то чекачами подстроено, а только нет – мать Филатовой приходила на телеграф, плакала, передала записку; в ней Филатова пишет, что подалась с любимым человеком в далекие края. Записку я проверил, ее почерк.