Сибирских улиц тихий ад
Шрифт:
– Меня зовут Элиза, - промурлыкала она, выпустив в сторону Ганшина струйку ароматного дыма.
– А это Нора. Мы ваши помощницы.
– Я... Э-э...
– Ганшин, обычно не терявшийся в женском обществе, не мог заставить себя говорить.
Элиза была в белом платье до щиколоток, облегавшем ее рельефную фигуру и настолько тоненьком, что оно просвечивало даже на фоне погружавшегося в сумерки окна. Миниюбка Норы ничего не скрывала. Ганшину даже показалось, что он видит белую полоску трусиков. Его пробил пот.
– Э-э... Очень приятно, - наконец он обрел дар речи. Вы тут пока посидите, а я сейчас кофе
Но он не успел сделать и шагу. Нора сорвалась с диванчика и стремительно подбежала к нему. От тонкого аромата ее духов у Ганшина закружилась голова.
– Не беспокойтесь, Алексей Степанович, это я мигом. Надеюсь, вы не против?
Ее тонкие пальчики на мгновение коснулись его, отстраняя от двери. У Ганшина перехватило дыхание. Мгновение, и Норы уже не было в комнате.
На ослабевших ногах Ганшин подошел и буквально рухнул на диван. Элиза тем временем чуть повозилась в углу у японского музыкального комбайна, какого Ганшин до этого момента вообще не замечал, и комнату наполнили плавные звуки зарубежного блюза.
– Я помогу Норе с сервировкой стола, Алексей Степанович.
– Элиза подошла так близко, что коснулась ногой его колена.
– А вы были бы не против пройти пока в кабинет? Мы вас позовем.
– Конечно, - пробормотал Ганшин.
– Мне нужно кое-что...
Он вскочил и очутился чуть ли не в объятиях Элизы, которая и не подумала отстраниться. Он даже почувствовал через рубашку кончики ее высоких грудей. Элиза чарующе улыбнулась и отошла к столу.
Ганшин выскочил в коридор. Из кухни доносилось позвякивание посуды, но Ганшин не стал туда заглядывать. Метнувшись в спальню, он плотно закрыл дверь и только после этого чуть успокоился. От неожиданного и стремительного разворота событий захватывало дух.
Ганшин глубоко вздохнул и открыл шкаф. Его поразила убогость собственной одежды. Очевидно, по контрасту с такими шикарными девушками. Несколько минут он бесцельно перебирал плечики. Наконец, остановился на голубой "выходной" рубашке и тонких серых брюках.
Переодевшись, он сел на кровать и обхватил голову руками. Он знал, что сейчас некогда общаться с девушками, что надо пройти в кабинет и прочитать, наконец, договор, а то времени остается все меньше... Что надо здраво и трезво обдумать целесообразность его подписания и...
– Да что тут думать?
– раздался ехидный голос в его голове.
– Ты ведь давно уже все решил. Ты же решил еще тогда, когда сидел в хибаре перед Ивановым и слушал его рассуждения о славе и гонорарах...
– Нет, - прошептал Ганшин.
– Я и сейчас еще ничего не решил. Еще не поздно твердо отказаться, вернуть все вещи и забыть эту становящуюся все несуразнее и неправдоподобнее историю...
– Девушек тоже вернешь?
– осведомился внутрений голос.
– Или оставишь в качестве аванса? Слушай, старик, уж себе-то не ври. Не станешь ты ни фига возвращать. Вряд ли в этой стране найдется хотя бы один человек, который откажется от такого. Тем более, что требуют взамен всего-ничего - душонку твою несчастную. Да кого в наше время интересует такая мелочь, к тому же, коммунисты давно доказали, что ее и вообще не существует. Так что хватит вилять и делать вид, будто чего-то там решаешь. Подписывай договор, а потом иди развлекайся с девочками...
– Ну, нет, -
– Я себя не продаю, это ты загибаешь. Труд свой - пожалуйста, это неизбежно для любого. Но себя дудки! Если я подпишу договор - слышишь, я все еще говорю "если", - я все равно останусь собой. И буду писать то, что сочту нужным и правильным. Правду буду писать, понял?
– Блаженны нищие духом, - насмешливо процитировал внутренний голос, - ибо не ведают они сомнений и будущего не страшатся. Блаженны смиренные, ибо за них решено все свыше. Блаженны...
Ганшин вздрогнул от легкого стука в дверь.
– Алексей Степанович, - промурлыкал за дверью голосок Элизы.
– У нас все готово. Мы вас ждем.
Ганшин вскочил и, уже на ходу, на мгновение обернулся к окну. Глаза обожгла громадная кровавая звезда. Казалось, она прилепилась к самому стеклу и корчилась от усилий ворваться в комнату. Стекло потрескивало...
10
Старик оторвался от окуляра и, негромко покряхтывая привыча, обретенная за последние годы, - разогнул приятно ноющую спину. Потом потер уставшие от напряженной работы глаза. Глаза были его гордостью. Он никогда не носил очки и даже сейчас, в его-то годы, они не требовались.
На улице было уже совсем темно и звезду можно было легко наблюдать даже неооруженным глазом. Но в телескоп было профессиональнее. Показалось ли ему, что она стала чуть больше, словно приблизилась, и светить стала ярче? Или просто начали подводить уставшие глаза.
– Эх, нет оборудования!
– вздохнул он, повернулся к столику и, нашарив в темноте лампу, включил свет.
"Изменения нарастают, - записал он в тетради ровным, аккуратным почерком. В десять двенадцать звезда снова стала зеленой, а в десять сорок семь превратилась в красную. Перемена цвета происходит мгновенно. Ни один небесный объект не в состоянии менять окраску буквально ежечасно".
Он хотел еще написать об увеличении размера, но, немного подумав, не стал. В конце концов, это могло показаться. У него не было никаких способов измерить величину наблюдаемого объекта. А в своих наблюдениях он хотел придерживаться максимальной точности.
Отложив ручку и выключив свет, он снова припал к окуляру и даже засопел от наслаждения.
11
Дверной звонок, особенно гнусный, раздался в тот момент, когда они, чокнувшись мелодично прозвеневшими бокалами, пили шампанское "La amour". Ганшин подавился ледяной струйкой и надсадно закашлялся, едва успев поставить расплескивающийся бокал на стол. Сидевшая рядом Нора заботливо заколотила его ладошкой по спине. Элиза неторопливо выплыла из-за стола.
– Не беспокойся, Алексей, я открою, - сказала она.
– Я дома...
– просипел все еще кашляющий Ганшин и шумно задышал через рот, чтобы поскорее прийти в норму.
В прихожей щелкнул замок, невнятно зашушукались голоса. Ганшин поднял руку с часами - стрелки подползали к одиннадцати. Значит, это Светозар. Как ты не вовремя, Светозар, тоскливо подумал Ганшин.
Тут же в комнату вплыла Элиза, буквально волоча за руку тащившегося за ней Светозара. Глаза у Светозара были обалдевшими, длинная челюсть то и дело отвисала. Несмотря на неуместность появления, Ганшина обуяло веселье от его вида.