Сибирский резидент. От Алтая до Альбиона
Шрифт:
Если брату я никогда не завидовал, то по отношению к Сереге такое чувство было. Ему и впрямь все давалось легко. Кормильцев на поле творил, а я, играя глубже, выполнял за него черновую работу. Весельчак и балагур, он моментально становился душой любой компании. Я же со своими подростковыми комплексами и косноязычием туда не вписывался. Близкими друзьями мы не были, в обычной жизни общались мало. Хотя играли вместе и в барнаульском «Динамо», и в «Заре», и в «Уралане». Дороги разошлись в декабре 1999-го, когда я отправился в московский «Локомотив»
В юности у Кормильцева было прозвище Катись. За то, что всю игру в подкате. Он хоть и действовал в атаке, ног из борьбы не убирал. Выгрызал мяч в подкатах и на траве, и в зале на паркете.
Постепенно Катись преобразовалось в Катю. Серега не обижался – в «Динамо» и «Заре» были все свои, сибиряки, многие знали друг друга с детства. В «Уралане» костяк составляли ребята с Украины. Когда там по привычке назвал его Катя, увидел, как странно покосились партнеры. И Серега стал Кормилой. Или Кормильцем.
В Элисте я тоже со своим прозвищем распрощался – Сеня. Как-то в спортивном лагере в тихий час придумывали себе кликухи. Я вдруг ляпнул: «Сеня». Так и повелось. Оттуда перешло в «Динамо», «Зарю». Начиная с «Уралана», ко мне обращались уже только по имени.
В основном-то прозвища от фамилии. А со Смертиным – какие варианты? Смерть? Живой? Сомнительно. Вот и у брата прозвища не было.
Виктор Волынкин, главный тренер барнаульского «Динамо», не боялся бросать в бой молодежь. Одновременно со мной в основе заиграли Кормильцев и Николай Кашенцев.
Я почувствовал доверие – и от былой застенчивости не осталось и следа, стали пробиваться лидерские качества. Выходил на позиции атакующего хавбека. Вспоминая отцовские уроки дриблинга, смело кидался в обводку хоть на двоих, хоть на троих. Порой перетягивал одеяло на себя, но ни от тренера, ни от старших товарищей упреков не слышал. Меня признали.
Придал уверенности и гол, который уже во втором матче забил читинскому «Локомотиву», лидеру нашей зоны. «Динамо» выиграло – 1:0. Была подача с фланга. Кашенцев вверху поборолся с вратарем, который выбил мяч за линию штрафной. А я в касание левой ногой перекинул его в ворота.
Я не сразу понял, что произошло. На несколько секунд оказался в прострации. Потом налетели ребята, от радости повалили на землю – и эйфория…
Я помню все свои голы. Это нетрудно, ведь их немного. Около тридцати: за двадцать сезонов в профессиональном футболе – от барнаульского «Динамо» до «Фулхэма». Тот, первый, читинскому «Локомотиву» дорог не меньше, чем единственный гол за «Челси» – в матче Лиги чемпионов с «Порту».
Второй раз за «Динамо» отличился с пенальти. Удивительно, как мне, 17-летнему новичку, «старики» доверили пробить. Я же никакого страха не испытывал. Спросили: «Лешка, готов?» – «Конечно». Но в следующем матче вратарь потащил, и больше с 11-метровыми в Барнауле не связывался.
А потом случай в «Заре». Играли с краснодарским
Незадолго до этого я получил первую машину – «восьмерку». В раздевалке Сергей Васютин, главный тренер «Зари», бросил в сердцах: «Лучше б удары отрабатывал, чем на гашетку давил!» С того дня к «точке» подходить зарекся.
Причем засело настолько глубоко, что даже через много лет в сборной пенальти бить отказался. В Москве накануне чемпионата мира-2002 организовали Кубок LG. В матче за третье место встречались с Югославией. Дошло до серии 11-метровых. Пятерка бьющих определилась сразу – Валера Карпин, Дима Аленичев, Витя Онопко, Дима Сычев, Юра Никифоров.
Начинали югославы. У них промахнулся Пьянович, у нас – Онопко. Дальше до первого промаха. Илич точен, Саша Кержаков – тоже. Когда забил Миркович, я с тоской огляделся по сторонам.
Тех, кто еще не бил, оставалось четверо – Дима Хохлов, Юра Ковтун, Дима Сенников и я. Ребята подталкивали меня из центрального круга: «Леха, давай!» Я помотал головой. «Иди!» Я ни в какую. Не дослушав наши препирательства, к «точке» направился Ковтун, который матч доигрывал с травмой. Несильно ударил правой, не «рабочей» ногой, и вратарь спокойно забрал мяч.
Олег Романцев, главный тренер сборной, в раздевалке ни слова не сказал Хохлову и Сенникову. Меня же попрекнул: «Почему Ковтун с больной ногой бил пенальти? Почему ты не взял ответственность на себя?» Я не стал ничего объяснять.
В Барнауле у молодых игроков были разные обязанности. Эдакая легкая форма «дедовщины». Мы носили мячи на тренировку. Собирали на поле траву, которую оставляла газонокосилка. Вечером накануне матча на центральном стадионе поливали из шланга газон.
На выезде приходилось особенно тяжело – во всех смыслах. Утомительный перелет, иногда часами торчали в аэропорту, ожидая рейс. А главное, «старики» в каждом городе что-то закупали на рынке баулами. На Сахалине, во Владивостоке, Находке – рыбу, икру. В Чите, Улан-Удэ – шлепанцы, кроссовки или еще какие-нибудь товары. На продажу. Вот эти сумки мы и тащили.
Брат перебрался в Москву, отыграв два сезона в барнаульском «Динамо». Столько же там провел и я, после чего последовал его примеру. Ускорили отъезд проблемы с армией.
На повестки из военкомата поначалу не обращал внимания. Не до шуток стало, когда рано утром в дверь позвонили два майора. Один в милицейской форме, другой – в военной. Мама, прильнув к глазку, не растерялась. Шепнула: «Алеша, прячься в шкаф». А визитерам ответила, что сына нет. Вторгаться в дом они не имели права.
Через несколько дней я улетел в Москву. Брат договорился с руководством «Динамо» о просмотре в дубле, который тренировал Адамас Голодец. Если приглянусь – зачислят в команду, и с армией вопрос будет решен.