Сибирский вояж
Шрифт:
Очередное пробуждение было ещё веселее. Прошло несколько часов, пока я не смог достаточно набраться сил, чтобы попытаться выяснить своё положение. Темнота. Лишь лёгкий лучик света прорывался через маленькое, закрытое решёткой окошко.
– Решётка, камера, наверное. Пошарив руками по сторонам наткнулся на глиняную плошку с водой и небольшой кусок черствого чёрного хлеба.
– Вода! Еда! – я с жадностью захрустел горбушкой, затем не вставая припал губами к тарелке и по-собачьи языкам жадно выхлебал воду. Попытавшись встать, почувствовал под руками какую-то
– Дерьмо, что ли? – понюхал я, поднеся замаранный палец к носу.
– Точно, дерьмо.
Минуту, я осознавал полученную информацию. С трудом поднявшись я словно новоиспечённый зомби принялся метаться по камере, пока не нашёл угол свободной от зловонного содержимого. В углу обнаружилась небольшая кучка перепрелой соломы. Хрен редьки не слаще, но всё же не гавно. Придерживаясь за стену, я тяжело опустился на новое место.
– Херово то как! И, что это за камера такая, дерьмовая в прямом смысле. Так и не дождавшись от окружающего пустого пространства ответа, я отключился, уронив подбородок на грудь.
Скрип открываемого окошка в двери камеры вывел меня из забытья.
– Эй, раздался незнакомый голос! Твой завтрак! Иди, получай.
Пока своими осоловевшими мозгами я осмысливал ситуацию, от двери насмешливо прозвучало:
– Не хочешь, как хочешь! Затем послышался звук плеска воды, прозвучавший как пушечный выстрел, для моего обезвоженного тела. Зарычав, как зверь я кинулся к двери в надежде урвать хоть капельку жидкости. Напрасно, только влажное пятно на загаженном полу, осталось мне в наследство от живительной влаги.
– Сука! – заорал я, оббивая ноги об железную преграду. Вцепившись в выступающие края закрытого окошечка, я попытался выдернуть его вовнутрь камеры. Но, тщётно. Сил надолго не хватило. Вернувшись на старое место, я мрачно уставился в бледный силуэт оконного проёма. Впереди ждала тяжёлая ночь.
Почувствовав призывы к мочеиспусканию, я огляделся по сторонам в поисках параши, но похоже в этой странной камере подобные услуги не предоставлялись. Любой угол выбирай, никаких тебе ограничений, - усмехнулся я невесёлой шутке. Внезапно вспомнил, что читал у Пикуля в «Баязете», где осаждённые казаки, чтобы не умереть от жажды, нашли выход из подобной ситуации. Они пили собственную мочу. От одной только мысли об этом, меня передёрнуло. Но, пить хотелось не выносимо. С трудом нацедив полстакана мутноватой жёлтой жидкости, я с отвращением отодвинул плошку. Не могу.
Спустя пару часов, наплевав на всё, я уже жадно глотал её содержимое, обхватив края трясущимися руками. Арх…спазмой сдавило мне горло, и вонючая смешанная с желчью отрава попросилась обратно. С трудом, остановив безудержный кашель с редкими капельками вонючей отрыжки, я обессилено откинулся на спину. Через какое-то время, меня затопила спасительная темнота.
Влага наполнившая мой рот показалась мне восхитительным бальзамом. Самым вкусным во всей моей жизни.
– Подожди, паря, сразу много нельзя. Потом допьёшь.
Прижав к рукам драгоценный сосуд, по виду оказавшейся обыкновенной крынкой, я ясно показал своим грозным
– Э…оставь себе! Я ещё принесу! – открестился от посягательства на моё сокровище, невысокий коренастый мужичок в мундире надзирателя.
– Весточка тебе от Рыжего, - опасливо оглянувшись, прошептал он. – Вот, тут еды немного, - протянул он бумажный свёрток, обёрнутый газетой.
– Ешь, пей…Только осторожно. Воды потом ещё принесу.
– Постой, - выдавил я потрескавшимися от обезвоживания губами.
– Скажи…Где я?
– В карцере, во втором корпусе.
– Почему здесь так…
– Дерьмо, что ли? Так здесь отхожее место было, для дворников и надзирателей, давно не убирали. Другие то карцеры битком забиты, вот тебя сюда его благородие и определил. Уж больно ему не понравилось, что ты ему на сапог плюнул.
– А, этот…
– Сменщик мой, - усмехнулся вертухай. – Не любит он вашего брата, бузотёра. Сын у него пострадал, при усмирении. Теперь жди от него гадостей. Ты держись, я на следующую смену, только через два дня появлюсь. Ну, всё почапал я, а то увидит кто…
До самой ночи я испытывал неземное блаженство. В бумажном свёртке оказался свежий хлеб и картошка, а самое главное - у меня была вода.
Вода, как много в этом слове
Для сердца русского слилось!
Каким божественным нектаром
Оно, во внутрь изовлилось.
Хм, а есть такое слово «изовлилось»? – засомневался я.
– Похоже сегодня со стихами у меня взаимопонимания не сложилось. Хотя «божественным нектаром» звучит здорово.
Поглощая мелкими кусочками, нежданный подарок, я обдумывал ситуацию.
– Надо пережить семь дней, а потом линять отсюда как можно скорее. Любым путём, любыми средствами. Не нравится мне здешнее гостеприимство.
Величайшим волевым усилием я заставил себя оставить половину сосуда с водой и хлебную осьмушку. Впереди два дня дежурства натурального людоеда. Ничего, люди выдерживают без воды трое суток, как-нибудь справлюсь.
Через тридцать шесть часов эта истина перестала казаться мне непреложной. А ещё через сутки я почувствовал, что схожу с ума. Чувство жажды стало просто невыносимым. Через некоторое время сознание моё помутилось, и я стал плохо осознавать окружающую действительность.
Помню как бил кулаками, разбивая костяшки в кровь в дверь, издавая громкие нечеловеческого звучания вопли. Как со звериной хитростью подкараулив надзирателя, ударил ему по лицу через раскрытое окошечко. А, потом, насколько хватило сил выкидывал через него подсохшие застарелые человеческие экскременты.
Как матерился снаружи побитый вертухай, вытирая кровь с расплющенных губ.
Как хрипло выл на луну, словно окольцованный красными флажками волк. Катался по поганому полу, ломал ногти пытаясь проломить шершавые стены. Бился лбом об оконную решётку, мечтая гордой птицей вылететь на вольные просторы.