Сибиряк. В разведке и штрафбате (Охотник)
Шрифт:
Бойцы обступили Алексея:
– Ты из разведки?
– Так точно.
– И как там?
– Скоро все сами увидите.
– Что же у тебя ордена или хотя бы медали нет?
– Стало быть, не заслужил еще.
Бойцы отошли с разочарованными лицами. А чего они хотели? Чтобы он про лихие подвиги им рассказал? Так не было подвигов, была только трудная, тяжелая и очень опасная солдатская работа. Был холод, зачастую – недоедание, грязь – вот что такое разведка.
Мокрецов вышел из штаба повеселевший, раздал бойцам их документы.
– Ветров!
– Я!
– Веди
– Пошли, орлы!
Маршевая рота с удивлением смотрела, как пополнение разведвзвода нестройно зашагало в сторону деревни. А как же строй, удалая песня? Если это и было, так в далеком тылу.
Старшина выдал пополнению теплые кальсоны, портянки, заменил брезентовые поясные ремни на кожаные. Потом спросил у Алексея:
– Какое оружие командир приказал им выдать?
– Не сказал.
– Сам-то как думаешь?
– Ты старшина, тебе думать надо. Я бы автоматы выдал.
– С автоматами беда. Советских – один ППД и один ППШ только. А с немецкими разрешено только в рейды.
– Дай трехлинейки тогда. Когда придет время к немцам в тыл идти, заменишь.
Старшина так и сделал.
Наутро Мокрецов выстроил пополнение.
– Сейчас пойдем стрелять – поглядим, на что вы способны.
Для стрельбы использовался неглубокий овраг километрах в трех от штаба. Устроить стрельбище ближе – штабные всполошатся: не немцы ли окружают? В 41—42-м годах окружения панически боялись.
К снарядным ящикам прикрепили бумажные мишени.
– Первой тройке – зарядить оружие!
Бойцы из обойм зарядили магазины.
– Положение для стрельбы лежа принять! Пять выстрелов беглым – огонь!
Нестройно захлопали выстрелы. Когда прозвучал последний, комвзвода скомандовал:
– Открыть затворы! К мишеням – марш!
Результаты стрельбы были плачевные. На сто метров – дальше не позволяла длина оврага – лишь двое из троих бойцов попали в мишени, у одного в бумаге – ни единой пробоины.
Бойцы оправдывались:
– Оружие не пристреляно…
И вторая тройка тоже не отличилась в стрельбе.
Мокрецов подозвал Алексея:
– Стреляешь нормально?
– Вроде бы…
– Тогда покажи им. Пять выстрелов беглым.
– Так точно!
Алексей подошел к бойцам пополнения.
– У кого винтовка не пристреляна?
– У меня, – протянул ему свою трехлинейку один из бойцов, – красноармеец Дубинин.
– Давай сюда! И патроны.
Алексей не стал ложиться – на охоте чаще стреляют из положения стоя. Он вскинул винтовку. Выстрел, второй… Только гильзы отлетали.
Когда прозвучало пять выстрелов, бойцы гурьбой направились к мишени – всем не терпелось посмотреть, как стреляет разведчик.
В центре мишени вместо «десятки» зияла одна сплошная дыра.
– Ни фига себе?! – удивился кто-то. – Мне, чтобы так стрелять, очень долго тренироваться надо.
Комвзвода толкнул Алексея локтем в бок.
– Молодца, не осрамил разведку! Вот ты учить их стрельбе и будешь. Даю два дня!
– Разве их за два дня научишь?
– Больше
На обратном пути комвзвода спросил:
– Ты где так стрелять научился? В первый раз такую стрельбу вижу.
– Охотник я, в Сибири всю жизнь жил, охотой кормился. Патроны дорогие, промахнулся – денежка ушла из кармана.
– Тебе бы в снайперы, да в разведвзводе хорошие стрелки тоже нужны. Ты для нас как находка: и минер, и стрелок отменный, – комвзвода в восхищении покрутил головой.
Когда они уже добрались до изб, Алексей спросил:
– Из чего их стрелять учить? С трехлинейками в немецкий тыл не ходят.
– Мыслишь правильно. Из автоматов, конечно. Да патронов не жалей, бери завтра «цинк» и учи. Что хочешь делай, но через два дня они должны попадать в мишень.
Да, попробуй за два дня их научи! Практически все из присутствующего пополнения из советского автомата не стреляли, а немецкий видели лишь издалека. Политорганы были против использования трофейных автоматов – дескать, войска это разлагает, наше оружие превосходит немецкое.
Алексей думал иногда: коли наше оружие лучше, так дайте его армии! Мысли были правильные, но вслух он их никому не высказывал, помня дикий случай в учебке. Однако разведки этот запрет не касался – уж больно служба специфическая. При походах в немецкий тыл часто приходилось использовать для маскировки униформу врага. Сапоги – всегда, чтобы со следа сбить, поскольку отпечатки подошв советских и немецких сапог различались. Немецкие автоматы были компактнее и легче советских, и при походах на большие расстояния каждый грамм веса был на счету.
Были еще два обстоятельства. В немецком тылу проще добыть патроны, и, кроме того, слыша стрельбу немецкого автомата, немцы не поднимали тревоги, полагая, что стреляют свои. Мало ли – по собакам, по партизанам… «Голос» советского ППШ или ППД сильно отличался от «голоса» немецкого МР 38/40. И только когда во второй половине войны появился ППС, разведчики с радостью приняли его на вооружение. Он был легче немецкого, проще, а стало быть – надежнее.
Сначала в теплой избе Алексей научил бойцов разбирать и собирать автомат, пользоваться им, и только после этого они отправились на стрельбище. Сначала стреляли с пятидесяти метров, потом – с семидесяти пяти. Стрелять же из МР 38/40 на сто метров и дальше – только попусту жечь патроны. Алексей рассказывал бойцам и о том, как надо задерживать дыхание и плавно нажимать на спусковой крючок.
До вечера они, едва не оглохнув, расстреляли «цинк» люгеровских патронов и на следующий день взяли с собой уже два «цинка». Стреляли с разных положений: лежа и стоя, с колена и с перекатом.
К концу второго дня все научились сносно попадать в мишень, и Алексей с чистой совестью доложил Мокрецову, что его приказ выполнен.
– Теперь учи работать с минами, – спокойно отреагировал тот.
– Пособия нужны учебные. Не дай бог ошибется кто – придется новое пополнение просить.
– Это верно. Но ты основы дай: как мины искать, что такое «растяжка», как пользоваться трофейными гранатами… Словом, не мне тебя учить.