Сибиряки
Шрифт:
— Технорук!.. Технорук! Проснись, на тракт выходить надо!
— Пи-ить!.. — метался в горячечном бреду Житов. — Воды!.. Пи-и-ить!..
Роман не раздумывая сбросил с Житова тулуп, оставив его только в шубе, помог выбраться ему из кабины. А под ногами уже хлюпала вода. Где-то высоко над головой блеснули лучи фар, прогудели моторы — это машины прошли обходной дорогой в Жигалово. Не так уж и далеко, но вот Житов…
Прямо из райкома Танхаев и Поздняков проехали в местную больницу навестить Житова.
— Однако, вечерний обход сейчас.
Дверь открыла санитарка.
— Чего надоть?
— Навестить больного, — забасил Поздняков. — У нас мало времени…
— И у нас нету. Обход идет.
— Какой обход? Мы только спросим врача…
— Обход! Вот тут все прописано, — ткнула она пальцем в табличку. — Утром приходите.
— Утром мы уедем на Лену.
— Все уезжают, всем некогда, а у нас регламен.
— Что?
— Регламен, говорю: не пущать. Кого надо-то?
— Житова.
— Это чернявый такой?
— Что у вас, много больных? Или несколько Житовых?
— И больных трое, и Житов один, а все одно: регламен.
— Но я начальник управления, где работает Житов!
— И что?
— Как что? Можно мне сделать скидку?
— Это еще чего?
— Ну, уступить?
— Понятно. Вам уступи, из райкому придут — опять уступи, давеча из Цека самого Северотранса был человек, тоже просился… А регламен на что?
Поздняков оглянулся на отошедшего в тень Танхаева: «Обманул парторг, сам попал, теперь меня в ту же историю… Неужели так и не повидать Житова?» — И опять санитарке:
— Трудно мне убедить вас, похоже…
— Ишь ты! С вами-то еще трудней бывает, а вот терплю. Еще и вежливей велят, чтобы кого не забидеть. А ведь вас сотня тут шастает, а я одна. И все одно: терпи! И вы потерпите. Живой ваш Житов, еще и поправится…
Поздняков достал блокнот, черкнул записку, вырвал, подал листок санитарке.
— Передайте ему в таком случае хоть записку.
— Это можно. Доктору сперва покажу, а то еще не разрешат…
— Регламен? — усмехнулся Поздняков.
— А то!
— Ну что ж, покажите доктору.
Поздняков сошел с крыльца и, не взглянув на Танхаева, зашагал к стоявшей за палисадом машине.
— Тце, тце, тце… Дорогу в горах пробил, а в больнице — в переднюю не пустили! Ай-ай!
Утром Поздняков, Танхаев и весь саперный взвод были уже на Лене. Перекат бездействовал, и наледь, вырвавшаяся из него с вечера, теперь лежала свежим ледяным слоем. Лейтенант по доставленной Губановым житовской схеме расставлял саперов. Застучали ломы. Буревой сам проверял воронки, закладывал на дно их конусов пачки взрывчатки. Через час он уже доложил Позднякову о готовности к взрывам.
На этом экспедиция закончилась, и Буревой, оставив на всякий случай охрану, уехал с остальными саперами в Качуг. Поздняков и Танхаев тоже обошли, внимательно осмотрели воронки.
— И вот для такой простой вещи надо было целых две недели поисков и мучений! — заключил Поздняков. — Как иногда даже большое, великое открытие оказывается пустячком, когда его открывают! Вот так и средство борьбы с чахоткой
— О каком племяннике Перфильев сказал? Из какого улуса приехал? Всех племянников перебрал — нет мальчишек. Почему голодный ходит? По автобазе почему бегает?… — в свою очередь не мог успокоиться Танхаев.
От переката они проехали на обходной путь. Завтра перекат начнет пучить, завтра и взрывать.
На следующее утро они и саперы снова уже были на перекате. Лед над ним заметно поднялся, и медлить со взрывами было нельзя. Посмотреть на необычное зрелище приехали и все свободные от работы автопунктовцы и сельчане. Буревой еще раз проверил закладку тола, проводку шнуров и предложил всем оставить лед Лены. Люди высыпали на берега, выбирая удобные для наблюдения возвышенности, площадки. И вот зычная, озорная команда:
— По «дьяволу»!.. Беглым!.. Справа на-лево!.. Огонь!
Один за другим загремели частые взрывы, и высоко вверх поднялись прозрачные сверкающие пирамиды. Какие-то доли секунд они недвижно стояли над Леной и затем медленно, рассыпая вокруг себя серебро льдинок, сплющились, осели на лед. В наступившей минутной тишине загудели всасывающие в себя воздух зияющие проломы. И снова команда. И новый каскад огненных взрывов. Мощные струи воды взвилась ввысь вместе с хрустальной крошкой.
Зрелище было настолько великолепным и неожиданным, что люди, не шевелясь, затаив дыхание, как околдованные смотрели на восходящие над рекой смерчи стекла, жемчуга и алмазов. И вот уже мощные потоки воды хлынули за перекат, к прорубям, с ревом ринулись в них, увлекая за собой мелкие, крупные ледяные осколки. Наледь разлилась на несколько десятков метров ниже воронок — и стала.
Буревой нашел Позднякова.
— Маху дали, товарищ начальник. Не пойдет этак.
— То есть как? — не понял тот. Такая прекрасная победа над наледью — и на тебе: маху! — Что же вас не устраивает, товарищ лейтенант?
— Так ведь это каждый раз взрывать надо, товарищ начальник.
— Ну и что же? Будем теперь взрывать сами, без вас.
— А надо сделать так, чтобы не взрывать. Мы в другой раз траншеи во льду прорубим… штук тридцать… и воду через перекат по ним пустим. А вы нам помогите настилами их укрыть да соломой. Морозы теперь не те, не промерзнут…
— Это вы здорово придумали, товарищ лейтенант! — обрадовался Поздняков. — Делайте!
— Есть делать! — откозырял Буревой.
Через день траншеи были готовы, утеплены хворостом, соломой и снегом, и ленские воды беспрепятственно полились через промерзшую до дна отмель. На борьбу с наледями выехали, на все нижние перекаты бригады автопунктовцев и саперов. А еще через десять дней возобновились перевозки по Лене.
Обходная дорога в Заячьей пади была закрыта, и только торчащие в снегу поваленные машины, сломанные кузова и кабины напоминали о недавних битвах водителей за жизненно важный путь на жигаловские транзиты. Но вскоре и эти жалкие останки разбитой в горах техники были свезены в Качуг. А ледяночка в тех местах, где были наледи, стала еще лучше: ровная, гладкая, во всю ширину Лены.