Сибиряки

Чаусов Николай Константинович

Перфильев почувствовал, как почва уходит из-под его ног: еще одна-две таких реплики секретаря — и он будет освистан. Что же это такое? Спелись они с Поздняковым? Или из личной неприязни Теплов ставит ему, Перфильеву, палки в колеса? Вот и приказ Павлова об отстранении Позднякова от руководства работами в Заячьей пади остался у секретаря в папке…

— Вы издеваетесь, товарищ Теплов! Вместо того, чтобы наказать зарвавшегося Позднякова, вы высмеиваете все мои доводы! Факты! — и видя, что Теплов не перебивает его и даже слушает внимательно и серьезно, отдышался, сбавил тон. — Кто, например, разрешил Позднякову и товарищу Танхаеву

не выполнять распоряжения треста?.. Мало того, товарищи, Танхаев, насколько мне известно, своего родного племянника — совсем ребенка! — бросил на произвол судьбы, и тот оборванцем бегает по автобазе…

— Ну? — удивился Теплов.

— Какого племянника?.. — поднялся с места Танхаев.

— Сиди. Потом вспомнишь, — тихо осадил Теплов. — Говорите!

Перфильев еще раз отдышался, вытер потное лицо, шею. — Обходной путь не спасет того, что уже разрушено Поздняковым. Вот пожалуйста, — Перфильев быстро перелистал блокнот. — Грузов за это время перевезено в Жигалово двенадцать тысяч четыреста восемьдесят тонн, а по графику должно быть пятнадцать тысяч!..

— Перерыв! — громко объявил Теплов. И уже весело: — Фу, черт! Проверить придется, тяжелая атмосфера.

После продолжительного перерыва члены бюро, к немалому удивлению Перфильева, поддержали не его, а… Позднякова. Промолчали и члены комиссии. В заключение Теплов сказал:

— Согласен кое в чем с Перфильевым: предупредить следует Позднякова. Рисковать, вводить новое надо, но не с плеча. Плохо продумали с утеплением перекатов — вот и результат. Не сомневаюсь: в будущем году перекаты будут утеплены лучше, но как бы опять чего не упустили… Кто тебя знает, что ты там еще со своим народом придумаешь? Предупредить надо!.. — И уже полусерьезно-полушутя прокурору: — Отпустим грешника? Ну, вот видишь — отпускаем.

— Позвольте, а как же указания треста? Товарища Павлова? — вскричал Перфильев.

— Знает ваш Павлов, все знает. И убытки, и пальцы — все. — И к Танхаеву: — Ну что там с наледью? Говори!

Танхаев встал, обвел присутствующих плутоватым восторженным взглядом.

— Хорошая новость, товарищи! Бригада Житова с наледью справилась. Под лед наледь спустили! Совсем мало разлилась. Говорят, воронки сделать больше — вся под лед уйдет. Победа, товарищи!

Сидевшие за столом весело переглянулись. Поздняков, не веря своим ушам, слушал Танхаева.

— Сейчас с человеком говорил. Житова на себе вынес. В воду упал Житов, теперь в больнице лежит, — продолжал Танхаев.

Теплов перебил, обратился к Перфильеву:

— Запиши: еще одна жертва!

9

Купание в ледяной «ванне» да еще на морозе не прошло Житову даром. И хотя Косов и постарался растереть его снегом и водкой, к вечеру Житова уже бил озноб.

— Глотните еще «горючки», Евгений Палыч. Мы завсегда так лечимся, — уговаривал Косов корчившегося в ознобе Житова, протягивая ему водку.

— Не мо-огу, М-миша… г-гол-лову л-ломит…

— Потерпите, Евгений Палыч, скоро машина придет. Наши ушли за попутной. Привыкайте, Евгений Палыч, сибиряком станете. Вон ребята, которые за вами ныряли, хоть бы хны! Песни уже играют. А ну, замолчите-ка, певчие! У Евгения Палыча голову ломит! — крикнул он из палатки.

Помощь пришла раньше, чем ее ожидал Косов. Как и в прошлый раз, воспользовавшись бездействием «дьявола», примчался на своей трехтонке Роман Губанов.

— Танхаев

послал узнать, как вы наледь воюете. Да вот как бы с вами тут не остаться, «дьявола» пучит.

Комсомольцы обрадовались, засобирались домой, но Косов прекратил сборы:

— После уедем. Надо Евгения Палыча успеть в больницу доставить, пока «дьявол» не заговорил. Москвичи — они народ дохлый, еще худа бы не было.

Житова погрузили в кабину, и Губанов сейчас же помчал машину назад, в Качуг.

Узнав от ребят, что Житову удалось-таки победить наледь, Роман на этот раз поглядывал на своего закутанного в тулуп пассажира с искренним уважением. Ишь она что, наука, делает. Никто бы из качугцев сроду не придумал под лед наледь загнать. А вот этот придумал. Мечтал и Роман когда-то ученым стать, институт кончить, а не пришлось. Только семь классов и кончил. Сперва в учениках слесаря походил, потом слесарил немного, а там и в шофера потянуло. Ну да не всем же учеными быть, кому-то и баранку крутить надо. Вот и родители Роману так говаривали: мы, дескать, из роду в род рабочими были, хватит и с тебя семи классов.

Темнело. Губанов включил свет. Яркие лучи фар заскользили по обочинным сугробам, запрыгали по бегущим навстречу вешкам-елочкам. Ровно, деловито гудит мотор, а узкая гладкая дорога то спрямляется стрелой, то извивается змейкой, обходя невидимые за брустверами опасные ключи-ржавцы. Эх, по такой бы еще поездить! Сумеют ли только «дьявола» обезвредить? Уж больно силен он, уж очень много воды выбрасывает проклятый.

Но вот мелькнули последние вешки-елочки, оборвались сугробы обочин. Широкая ледяная гладь открылась сосредоточенному взору задумавшегося о своем парня. Это начались владения «дьявола», его опасная для машин губительная «работа». Зато какой простор сейчас, когда во всю ширину Лены нет ни брустверов, ни извилин дорог, ни бугров и ухабин!

— Пить! — простонал Житов.

— Нету у меня пить. Вот уж приедем…

— Пить!..

Но что мог поделать Губанов? И Косов тоже хорош, не догадался дать ему воды на дорогу. Остановиться у берега, снегу натаять? А что как прорвется перекат?

— Пить! Дайте пить!.. — требовал Житов.

И вдруг отдаленный, глухой раскат прошелся по Лене, эхом повторился в горах. Губанов изо всех сил вгляделся в чернеющие впереди «щеки» Заячьей пади. Значит, опять прорвало «дьявола». Теперь он уже не слушал стонов Житова, весь прильнувший к рулю, к затянутому легкой пленкой ветровому стеклу кабины. Машина неслась как пуля, но Губанов еще крепче дожимал ногой планку акселератора. Пусть не удастся проскочить перекат, но хоть успеть к пади, где близок обходной путь. Стрелка спидометра переползла цифру 100 и закачалась на 110 километрах…

Так и есть: наледь! Губанов разглядел едва различимое в тусклых вдали лучах движущееся навстречу облачко. Стрелка спидометра медленно поползла назад, влево: 100… 90… 80…

А туман ближе, ближе. Вот уже хорошо видны его белые кипящие клубы. Легкий поворот руля к берегу. Опытная рука чувствует, как заносит, вот-вот развернет машину. Одно неточное движенье руки — и ЗИС волчком закрутится на речной глади…

50… 40… 30… Машина с ходу врезалась в берег, вздыбилась, зарылась носом в сугроб. Роман выскочил из кабины, руками разметая снег, добрался до радиатора, спустил из него воду. Бешеный вал наледи ударил в задние скаты, брызгами обдал кузов. Губанов затеребил Житова: