Сибиряки

Чаусов Николай Константинович

На первом же перекате Поздняков убедился в достоинствах такой лодки. Стремительная, бурлящая на мели вода с такой бешеной силой подхватила их посудину, что, казалось, зацепи она чем-либо о каменистое дно, ее бы неизбежно опрокинуло, как былинку. Перед следующим перекатом, что ниже Качуга на пятьдесят километров, решено было пристать к берегу и позавтракать. Моторист и Лешка принялись разводить костер, а Поздняков и Танхаев уселись на крутом берегу, наблюдая, как, медленно двигаясь Леной, приближался к ним целый караван карбазов. Маленькие, тоже плоскодонные суденышки, похожие на миниатюрные баржонки, двигались одно за

другим на расстоянии пятидесяти — ста метров, каждое управляемое лоцманом, стоящим у приделанного к корме огромного весла. Некоторые из суденышек имели небольшой брезентовый или деревянный навес, — это паузки. Остальные не были защищены сверху ничем. Впереди каждого такого корабля — «оплеуха», широкая плаха, лежащая поперек движения карбаза, свободно привязанная к нему с обоих концов толстыми веревками или тросами.

Карбазы приближались к перекату, и по мере их приближения все дальше вперед уплывали плахи-«оплеухи», натягивая сдерживающие их веревки. Но вот один карбаз уже у переката. «Оплеуха», плывя перед его носом, достигла быстрины и, встав на ребро, струнами натянула тросы, ускоряя бег самого карбаза. Лоцман внимательно следил за поведением «оплеухи», готовясь в любой миг изменить направление карбаза. Карбаз с огромной скоростью прошел перекат, причем до слуха друзей донесся шум и скрежет дерева о каменистое дно. Казалось, вот-вот суденышко расползется по швам или, застряв на мели, повиснет над плесом. Но карбаз уже промчался над мелью и теперь удалялся по глубокой и спокойной реке. Лоцман, оглядываясь назад, на берег, посмеивается, машет рукой, что-то выкрикивает. Танхаев от удовольствия зацокал, а Поздняков, пораженный зрелищем, облегченно сказал:

— Вот это сплав! Дух захватывает!..

Так же стремительно пролетают над перекатом второй, третий карбазы. Но вот взору Позднякова представилась весьма забавная картина. К перекату издалека приближался странный плот, тоже оказавшийся карбазами, но тесно составленными и связанными канатами друг с другом. Их было четыре. Два карбаза носами вперед, два назад. Получилось нечто похожее на связанные между собой две широченные охотничьи лыжи. На задних карбазах, на их остроносых кормах, два лоцмана. У каждого в руках — древки рулевых весел. Никаких «оплеух» перед карбазами не было видно. Перед самым перекатом лоцманы, как по команде, налегли на весла, и весь плот, как бы раскалываясь на две половины, разошелся у кормы, образуя угол вершиной вперед. Еще миг — и плот понесся по перекату. Несколько секунд слышалось характерное царапанье днища о камни. Но вот плот уже за перекатом. Теперь он поплыл медленно, и люди на плоту спокойно вытирали руками мокрые лица.

Танхаев пояснил:

— Новый способ сплава это. Лоцман один придумал. Видишь, без «оплеух» обходятся.

— Как же это? — спросил Поздняков. Он только теперь вспомнил, что перед карбазами действительно не было «оплеух», но мель они проскочили гораздо легче, чем предыдущие судна.

— Очень просто. Видал, как они карбазы раздвигали? От этого вода поднимает их, на три-четыре сантиметра приподнимает. И на мелях не сядут, и «оплеух» не надо, и два лоцмана сразу на четырех карбазах управляются. Он, лоцман этот, один даже хотел управиться с плотом, да не разрешили — опасно, однако, будет.

— Ловко придумано. Должно быть, этот человек очень опытный лоцман.

— Совсем молодой, двадцати

двух лет нет лоцману.

И плавает-то всего третью навигацию. Нет, это уж голова такая, лоцманская голова у парня!

Поздняков встал и молча направился к костру, возле которого все еще хлопотал Лешка.

Костер плохо разгорался — настолько недвижен был воздух, — и Лешка, стоя на четвереньках, дул на него изо всех сил, помогая огоньку выбраться из кучи веток. Но вот еще усилие, и пламя, пока робкое и красноватое, вспыхнуло над сушняком, запрыгало, заиграло. Лешка сел на траву, отдышался, провел грязной рукой по щеке, размазав сажу.

— Уф!

И только теперь заметил стоящего возле него Позднякова. Он смотрел куда-то поверх Лешки, задумавшийся, неподвижный. Вот и по дороге в Качуг и уже здесь, на Лене, он тоже так задумывался и глядел в одну точку. Чудной, право. О чем он все время думает? И молчит, молчит…

— Алексей Иваныч, а вы профессор? — Профессоров Лешка представлял себе именно такими всесильными и непостижимыми для простых смертных, хотя и не знал даже: кто они, что они, для чего, собственно, существуют на свете.

Поздняков повернул лицо к Лешке, улыбнулся.

— Шофер, Леша. Простой шофер.

— Ну да, рассказывайте! — И Лешка даже присвистнул.

— Да, шофер.

— Дай слово! — вырвалось у Лешки.

— Вот провалиться мне на этом месте!

И оба громко рассмеялись.

После завтрака Поздняков и Танхаев лежали у костра. Лешка и моторист купались.

Танхаев протянул Позднякову обернутую в бумаге книгу.

— Вот, Алексей Иванович, литературой обзавожусь, библиотеку свою подбираю.

Поздняков нехотя повернулся на бок, взял книгу, открыл первую страницу. Это была «Книга для родителей» Макаренко.

— Нет, не читал, — он вернул книгу Танхаеву. — Читал Макаренко только «Педагогическую поэму», — и снова лег на спину, уставился в бездонное небо.

Танхаев подвинулся ближе.

— А я читаю, Алексей Иванович, хорошая книга! — Он постучал пальцем по корочке, раскрыл, перелистал страницы. — Вот послушай:

«…Если вы хотите родить гражданина и обойтись без родительской ласки, то будьте добры предупредить об этом общество, что вы собираетесь сделать такую гадость…»

— Крепко завернул, а? А ведь верно, а?

Поздняков отвернулся к реке, насупился. Наступило долгое томительное молчание. Слышно было, как шлепали по воде весла плывущих карбазов да звонкое бульканье — Лешка бросал голыши в Лену. Случайный блуждающий взгляд Позднякова задержался на шоколадной щеке Танхаева, по которой медленно скатилась слеза.

— Ты что, Наум Бардымович?

— А?.. — Танхаев встряхнулся, будто отогнал дрему, отер глаза. Тихо, с горечью прошептал:

— У меня тоже были дети, Алексей Иванович, тринадцать лет назад были…

Вечерело, когда они снова вернулись в Качуг. Проходя мимо клуба, Танхаев увидал стоявшую под раструбом громкоговорителя целую толпу мужчин, женщин. Никогда такой толпы под радиорупором не видел Танхаев. Что передают?

— Послушать надо, Алексей Иванович. Подойдем?

Танхаев первым приблизился к толпе, громко спросил:

— О чем говорят?

Человек в промасленной куртке угрюмо посмотрел на веселого незнакомого бурята, коротко бросил:

— Война!

5