Сибиряки

Чаусов Николай Константинович

«…Как тебе в конце концов не надоело болтаться одному, без семьи да еще в такое тяжелое для всех время! Хоть бы о детях подумал. Представляю, как мучается сейчас твоя жена, одна с двумя детьми, целые дни и ночи, выходные и праздники…»

«Выходные на воскресниках, на работе», — мысленно поправил Поздняков.

«…Очень жаль, что тебе удалось узнать мою почту, но имей в виду: ни одного твоего письма я больше не прочитаю…»

«Прочитаешь!»

«…Какая я тоже свинья по отношению к Клавдии Ивановне, к тебе самому,

что не выпроводила тебя сразу же за дверь, как только ты заикнулся о моем возвращении…»

«Ты же выпроводила меня, Оля. А потом сама ждала, когда я позвоню снова».

«…Кстати, почта моя меняется…»

«Ничего у тебя не меняется. И сама ты не меняешься, даже к Луневу: по-прежнему его водишь за нос».

«…Прощай навсегда. Забудь все и возвращайся к семье. Это моя последняя просьба.

Ольга.»

Поздняков еще раз перечитал короткое неласковое письмо Ольги, откинулся в кресле. В том, что Ольга хочет забыть его, вернуть к семье, письмо не убедило Позднякова, а скорее заставило усомниться. По крайней мере ясно вполне, что Ольга все еще борется с собой, со своей ненужной щепетильностью, мешающей ей дать волю иным, истинным чувствам. Надо помочь ей побороть эту ее гордыню. Но как? Как это лучше сделать? Вернуть ее в Иркутск?.. Поздняков жадно вцепился в эту случайно пришедшую ему мысль. Вернуть — ведь это не так уж невозможно, тем более такого хирурга, как она, да еще женщину… Но пойдет ли на это сама Ольга?.. Нет-нет, надо все обдумать как следует, чтобы попусту не всполошить Ольгу…

— Тца, тца!.. Вот нашел где! Везде искал, все объехал…

Танхаев, говоря, подтолкнул впереди себя молоденького военного. Приземистый, широкоплечий крепыш с мальчишески задорным лицом подошел к Позднякову, взял под козырек:

— Помощник военного представителя ГАБТУ КА лейтенант Бутов прибыл в ваше распоряжение! — И положил на стол перед Поздняковым бумагу.

— Да, но… вы насчет ремонта автомобилей?

— Так точно, товарищ начальник управления!

— В таком случае вы поторопились, товарищ лейтенант. Я только сегодня узнал, что будем ремонтировать вам машины. Да и от вас еще ни одной не поступило.

— Так точно, товарищ начальник управления! Разрешите доложить?

— Говорите.

— Первые десять машин ЗИС-5 к вам завтра поступят. А я командирован к вам помочь их сделать…

— Чем же вы нам поможете, товарищ? У нас свои инженеры. Примем ваши машины, получите взамен уже отремонтированные.

— Таких нет, товарищ начальник управления.

— Как нет, когда я сам видел в мастерских готовые!

Лейтенант вежливо улыбнулся.

— Этих я принять не могу, товарищ начальник управления. Меня за них в штрафную отправят…

Черная бровь Позднякова выгнулась и сломалась.

— Чем же не устраивают вас наши машины?

— Как вам объяснить, товарищ начальник… это показать надо… — замялся Бутов.

— Что ж, завтра покажете…

— Зачем завтра, Алексей Иванович? — вмешался Танхаев. — Сейчас едем!

— Сейчас? Кого же мы там застанем, Наум Бардымович, ночью? — улыбнулся горячности парторга Поздняков и даже взглянул на часы.

— Всех застанем! Все там! Там сейчас такая война идет, Алексей

Иванович, — пушкой не разогнать. За тобой ездили…

— Какая война?

— Шофера взбунтовались. Вот из-за него стоят, — показал Танхаев на Бутова. — Нам, говорят, тоже такие машины давайте! Мы, говорят, требовать будем…

— Хорошо, едем!

В сборочном цехе мастерских возле одной, уже окрашенной, машины толпились, спорили и ругались водители и ремонтники. Увидав Позднякова, Танхаева и военпреда, зашикали, замолчали, уступили дорогу, однако все еще сердито поглядывая друг на друга и отдуваясь, как от тяжелой работы. Лейтенант подошел к ЗИСу.

— Вот, например, кузов. Петлевые болты должны стоять головками по ходу машины…

— Зачем? — перебил Поздняков.

— Будут цеплять в кустарнике, бойца за шинель зацепят…

— Хорошо. Цепляйтесь дальше, — съязвил Поздняков.

— Гайки болтов не стандартны. Железо петель тоньше чертежного…

— Да разве все дело в петле, товарищ лейтенант?

— Нет, зачем же. Доски кузова имеют выпадающие сучки. Сквозные трещины недопустимы. Материал просушен плохо, кузов щелится в четвертях. Брусья должны быть березовыми…

— Хватит! Если у вас такие требования, нам не отремонтировать ни одной вашей машины!

— Что вы, товарищ начальник управления! Это только так кажется. А потом себе будете делать такие же…

— А ведь я, пожалуй, согласен с товарищем Бутовым, — сказал незаметно подошедший к Позднякову Гордеев. — Пока мы научились делать только моторы.

Поздняков сверкнул глазом на Гордеева, но сдержался и уже снисходительно, не без желчи сказал:

— Ну что ж, учитесь, Игорь Владимирович. Только план остается планом, а на учебу вам… до первого февраля, кажется? — повернулся он к лейтенанту.

8

В общежитии музучилища холодно, пусто. А в студенческой столовке не только холодно, но и сыро. Пар от пустых щей валит, как из черной бани. Шумит молодежь в столовке, звенят, басят, заливаются колокольцами голоса в классах. А вот на уроках сольфеджио клюют носами девчата, тычут в бок зазевавшегося засоню. Тянет ко сну и Нюську. До ночи на субботниках да в очередях, ночами за подготовкой уроков — только и вздремнуть на основах гармонии да на творчестве Баха.

В один из октябрьских вечеров в музучилище было необычно тихо и людно: приказано было ждать возвращения из горкома директора училища. Зачем? Что еще нового должен принести он? Уж не собираются ли закрыть училище? Или перевести куда, а здание отдать под госпиталь? Разные бродят слухи… Ждали долго. Студенты на лестницах, в коридорах, в классах…

«На Можайском направлении…» — бубнит в углу голос диктора.

«На Калининском направлении…»

— Девочки, что же это теперь будет-то? Неужели Москву отдадут? — перешептываются девчата.

«На Малоярославском направлении…»

И чудится притихшим девчатам, что где-то совсем рядом, за небеленой стеной сжимается железное кольцо гитлеровской машины…

А Нюське видится затерявшийся в снегах маленький Качуг (сейчас там уже зима!). Приземистый с тремя окошками в палисадник домик у тракта, на самом краю поселка. Голубые с белыми завитушками наличники ставень. В эту весну посаженный Нюськой сиреневый куст, круговушка, визг, хохот ребят, летящие в сугроб санки…