Сидни Чемберс и кошмары ночи
Шрифт:
— Не знаю. Просто не могу поверить, что случившееся — следствие обыкновенного озорства. Слишком уж все рискованно.
— Не кажется ли вам, что если кто-то вознамерился убить человека, то можно найти способы попроще? Зачем стараться изобретать нечто настолько мелодраматическое?
— Чтобы событие получило широкую огласку. Чтобы о нем узнало как можно больше людей.
— Не очень верится.
— А вы наведайтесь еще раз к директору колледжа.
— Хотите сказать, он что-то недоговаривает?
— Неплохо бы расставить все точки над i. Выяснить, были ли все трое на нашей стороне, и если так, играли ли по одному и тому же
— Полагаете, я могу ему доверять?
— Вероятно, нет. Но интересно послушать, как он будет выкручиваться. Я попытаюсь навести справки через своих знакомых в министерстве иностранных дел, но уж и вы постарайтесь, Сидни. Чертовы университетские никогда нам ничего не рассказывают, а вызывают, когда уже поздно. Ужасно трудно работать.
Приятели начали спуск с крыши. Китинг задержался и посмотрел на священника:
— Как вам перспектива разговора с директором? Беседа с ним не подорвет вашу репутацию в колледже?
— Совесть превыше репутации.
— Вы ведь мне сообщите о разговоре с ним?
— Обещаю.
— Вероятно, это будет непросто. Руководство постарается как можно дольше держать вас в неведении, но вы-то знаете, как далеко простирается ваша преданность?
Сидни возобновил спуск по узкой лестнице. Последний вопрос ему могли бы не задавать.
— Уверяю вас, на этот счет у меня нет никаких сомнений.
Подтаивало, однако резкий ветер пробирался сквозь самые теплые пальто и толстые шарфы. Каждая вылазка за дверь превратилась в настоящее испытание. У человека должно быть нечто такое, что он мог бы с удовольствием предвкушать, решил Сидни и, хотя понимал, что встреча потребует напряжения сил, с радостью думал о теплом ужине с приятельницей Амандой Кендалл перед следующим разговором с директором колледжа.
Их посиделки превратились в ежемесячный ритуал. В 11.24 Аманда садилась в поезд на станции «Ливерпуль-стрит», а Сидни ехал на велосипеде из Гранчестера встретить ее в 12.39. Они шли по Милл-роуд и ужинали в своем любимом ресторане «Синее, красное, белое».
Сидни был не очень умелым велосипедистом, частенько во время поездок обдумывая очередные проповеди или размышляя о насущных проблемах, отвлекался, и его внимание к движению на улице было не таким пристальным, как следовало бы. Но и его напугало, когда прямо перед ним повернул налево на Бейтман-стрит фургон мясника, задел заваленный снегом бордюр и, набрав скорость, исчез. Был бы Сидни чуть впереди, и машина налетела бы на него.
От этого прозрения он остановился как вкопанный. Вот так: на секунду отвлечешься — и ты мертвец. Надо быть внимательнее. Или водитель нарочно хотел его сбить? Неужели кто-то наблюдает за тем, как продвигается его расследование смерти Валентайна Лайала? Снова вспомнились подозрения, что за ним следили. Может, сообщить об этом инспектору Китингу? Или все его волнения — результат нервозности перед встречей с Амандой?
Его знакомая славилась прямотой. А Сидни пока не очень решил, насколько может с ней откровенничать по поводу недавних событий и своей последней поездки в Германию. Аманда хотела ясных ответов на свои вопросы и, несмотря на то что в их дружбе оставались области, где оба смущались, не любила недомолвок и двусмысленности. В юности Сидни сильно тянуло к ней, но когда он был рукоположен, Аманда заявила, что после его решения «поставить Бога на первое место»
Между тем друзья продолжали испытывать друг к другу сильную и в каком-то смысле исключительную привязанность. Они познакомились вскоре после войны, когда Сидни стал для Аманды временной заменой ее любимого, погибшего в битве при Эль-Аламейне двоюродного брата. Их объединяло чувство юмора, склонность проводить время в хорошей компании и неприятие сокращенных форм своих имен (Аманда не отзывалась на Мэнди, так же как Сидни — на Сида). Она ненавидела джаз, не могла понять правил крикета и считала, что священники должны упорнее трудиться, чтобы их службы стали более развлекательными, однако ее неумолимо привлекали очарование и верность Сидни. Аманда была ему признательна за мелкие слабости и за то, как он терпел, когда над ним из-за этого подтрунивали. Верила, что Сидни наделен незащищенно ранимой человечностью и в отличие от других священников, о которых отзывалась как о театральных отбросах, мог отслужить сносную мессу. Сочетание в нем благопристойности и оптимизма напоминало ей актера Кеннета Мора в «Женевьеве». Еще Аманда чувствовала, что Сидни, вероятно, единственный мужчина, который по достоинству ценил ее ум (выпускницы колледжа Святой Хильды Оксфордского университета, сотрудницы Института искусств Куртолда, изучающей творчество Ганса Гольбейна и британскую портретную живопись), ее любовь к музыке (она играла на гобое и пела в хоровом обществе Баха) и сочувствует ее положению в обществе (получив большое наследство, она стала желанным объектом для поклонников).
Несмотря на ужасы несносной поездки в промерзшем поезде, Аманда пребывала в боевом настрое и обрушила на Сидни рассказы о его сестре Дженнифер и новогодней вечеринке, где присутствовало множество представителей сильного пола, которые даже не удосужились научиться быть интересными. Таким облегчением было вернуться на работу в Национальную галерею и помогать своему старому наставнику Энтони Бланту исследовать поздние полотна Никола Пуссена.
Сидни развернул салфетку.
— Странно, что ты упомянула Бланта. Несколько дней назад он ужинал в колледже.
— Но он же не здешний выпускник.
— Думаю, присутствовал в качестве гостя.
— Ты с ним говорил? Он сын викария.
— Я был немного расстроен.
— Чем-нибудь конкретным?
— Ничего особенного.
Аманда помолчала, пока официантка наливала в ее бокал вино.
— Что-то мне не верится, Сидни. Я еще раньше заметила, как ты выглядишь, и мне это не понравилось.
— Умер один из младших сотрудников колледжа. Печальное событие.
— Под словом «младший» надо понимать, что он был молодым?
— Несчастный случай.
— Судя по твоему тону, все не так.
— Запутанная история, — буркнул Сидни, глядя, как официантка ставит на стол заказ.
Аманда поднесла бокал к губам и пристально посмотрела на своего приятеля:
— Ты снова попал в неприятности?
— Не исключено.
— Могу я тебе чем-нибудь помочь?
— Да. — Сидни потыкал вилкой в поданное на закуску плохо сбитое яичное суфле. — Отвлеки. Расскажи о Лондоне. Какие твои планы?
— Ничего интересного. О вечеринках я тебе уже доложила. Твоя сестра по-прежнему встречается с Джонни Джонсоном.