Сигрид Унсет. Королева слова

Слапгард Сигрун

Похоже, обуздать свои амбиции ей было не под силу. И когда же она собиралась писать, то есть зарабатывать деньги на все эти кулинарные изыски — не говоря уж о творчестве? Что думал Сварстад о ее планах вести дом на широкую ногу? «Я просто валюсь с ног от усталости», — писала она подруге в Аскер, да и все время начиная с последних родов действительно выглядела так, будто вот-вот упадет. Осенью Нини Ролл Анкер собрала у себя в Лиллехаугене женское общество. Барбра Ринг и Сигрид Унсет к тому времени уже заключили перемирие. Присутствовали также Хульда Гарборг и Фернанда Ниссен, неоднократно положительно отзывавшиеся о книгах Унсет. Приехала и подруга Унсет по веселым римским денькам Китти Камструп.

Увидев, какая Сигрид бледная, хозяйка сильно встревожилась. Гипсовая бледность в сочетании с непроницаемостью и выражением стоического спокойствия делали ее похожей на статую Будды. Но когда зашла речь о женском вопросе и планировании семьи, у нее, как всегда, в

запасе нашлось острое словцо. «Есть вещи и похуже, чем убивать плод, например убивать время», — сухо заметила она [289] . Она не жалела слов, чтобы как можно яснее дать понять: место матери семейства — дома. Не в последнюю очередь она замечала это по своим приемным детям. Коллегам Унсет заявила, что почти уже готова основать собственный журнал. Она назвала бы его «Между кухней и детской» и использовала бы для того, чтобы спорить с поборницами прав женщин, желающих отправить матерей работать.

289

Nini Roll Ankers dagboker, MS. 8.2669, 4.10.1916, NBO.

Интересно, как на это отреагировали остальные — переглянулись и решили, что она шутит?

Возможно, Унсет и не все говорила на полном серьезе, но порой Нини Ролл Анкер начинало раздражать, что она с таким же энтузиазмом рассуждает о своей служанке в Ши, как и о героинях Джейн Остин. А еще Сигрид Унсет обнаружила, что ее близкие отнюдь не одобряют ее самоотверженной заботы о приемных детях. Мать Шарлотта полагала, что эти дети не имеют к ней никакого отношения, так что у Сигрид Унсет возникли трудности: кто же теперь будет сидеть с детьми, когда она нуждается в покое для работы или должна отлучиться на какое-нибудь собрание. Писала она теперь по утрам, пока малышка Марен Шарлотта спала, а служанка Аста присматривала за Андерсом-младшим.

С тех пор как была опубликована книга о короле Артуре, прошло два года. В начале 1917 года Унсет пишет эссе, посвященное столетию со дня выхода в свет романа Джейн Остин «Эмма», где указывает на сходство героини Остин с ибсеновской Геддой Габлер. Обе принадлежат к распространенному типу женщин — разве что в изображении Остин куда больше юмора. Зато Ибсену образ Гедды Габлер совсем не удался: он, конечно, старый мудрец, но, «как и большинство мужчин, оказался недостаточно стар и мудр для того, чтобы суметь взглянуть на женщин непредвзято. Впрочем, его предрассудок весьма галантен — Ибсен относился к ним слишком серьезно» [290] . По мнению Сигрид Унсет, Джейн Остин, напротив, обладала сразу гремя преимуществами: она не только отличалась «язвительным умом», но к тому же была молода и красива: «Последнее для писательницы является неоценимым преимуществом — красивая женщина может говорить о женщинах что угодно, не рискуя, что ее обвинят в клевете из зависти, как непременно случилось бы с женщиной некрасивой».

290

Undset 2004: Essays og artikler, bind 1, s. 190.

Сигрид Унсет также написала для «Самтиден» статью о сестрах Бронте. В этих трех англичанках она видела родственные души, и эссе в равной степени можно считать и литературоведческим анализом, и очередным полемическим выступлением о женском вопросе. Унсет превозносит свойственную XIX веку идеализацию верности и целомудрия и критикует современное легкомысленное представление о том, что, «если брак не удался, можно начать все сначала». По ее мнению, это далеко не так: «Только немногие люди в состоянии жить после развода так, будто брака не было и в помине». Унсет также полагает, что жизнь важнее искусства, в особенности для женщин: «Для женщин искусство кратко, а жизнь длинна — и чем больше женщина узнает об искусстве, тем больше в этом убеждается». Если женщина обращает свою страсть на служение искусству, это означает, что в ее жизни чего-то не хватает, рассуждает Унсет, ведь ни одна женщина не способна предпочесть искусство материнству. Эмилия и Шарлотта Бронте — гениальны, и гениальны именно как женщины, поэтому «вместо писания книг им следовало бы растить мужчин и женщин». Подобный анализ полностью соответствовал ее собственным предпочтениям в то время. Рассказы, над которыми она работала, были отодвинуты на второй план и дожидались редких минут покоя.

Сигрид Унсет умела управлять и распоряжаться в своем доме: награждала детей за то, что к девяти часам уже легли в постель, чтением на ночь; умела накрывать на стол, чинить одежду, помогать с уроками. Но с Трондом у нее ничего не получалось — казалось, он застыл в своем развитии и постоянно нуждался в помощи. Гораздо страшнее была другая проблема — речь шла о ее собственной дочери.

Марен Шарлотта превратилась в красивую маленькую девочку, по общему мнению, похожую на

мать. Но что-то с ней было не так. Что-то непонятное, временами сводившее маленькое тельце в судорогах, искажавшее хорошенькое личико, превращая его в маску боли и страха. А ведь возраст колик давно остался позади. Малышке исполнилось почти полтора годика, а она еще не начала говорить. Судороги приводили мать в отчаяние. Как-то раз Нини Ролл Анкер заглянула в Синсен и была потрясена увиденным. Ее подруга — волосы и одежда в полном беспорядке — скорчилась, сжимая в объятиях своего маленького ребенка и пытаясь остановить бившие девочку судороги. В расширенных глазах Сигрид Унсет застыл ужас, Сварстад беспомощно стоял рядом, не зная, куда девать свои большие руки. Четверо детей сидели за столом не шелохнувшись, глядя на эту пугающую картину.

С каждой неделей становилось все очевиднее, что девочка, которую домашние ласково прозвали Моссе, никогда не станет такой, как все. Сразу после ее рождения мать, которой хотелось иметь сыновей, сказала, что ей жаль ребенка, «потому что она девочка». Теперь это заявление казалось абсурдным. Только бы у нее это прошло с возрастом! Но ребенок не ходил, не говорил, только счастливо улыбался при виде разноцветных вещей и доверчиво прижимался к матери, когда наступали судороги.

Как бы то ни было, малыш Андерс и другие дети должны были жить нормальной жизнью. Это-то было в ее силах. И Сигрид Унсет решила показать им места, которые в детстве и юности доставили столько радости ей самой. Она взяла всех детей с собой в Нурмарку на хутор Лёренсетер. Там мать и детей ждали поросшие цветами луга, зеленые горные склоны, где паслись коровы и телята, и веселые игры на свежем воздухе. Ни эта экспедиция, ни следующая, которую она запланировала, не представляли для Сварстада ни малейшего интереса. А она решила в августе-месяце, который в юности традиционно посвящала горам, — поехать на сетер Лаургорд. На сей раз она прихватила с собой только собственных детей, Андерса и Моссе.

Погода в Лаургорде радовала августовским теплом. Вдруг Сигрид увидела, как по двору мчится ее старинный приятель Поста аф Гейерстам. В последние годы они почти не общались. Она помнила его совсем еще мальчишкой — так ей казалось. Теперь же он стал отцом семейства. Он представил Сигрид свою жену-норвежку Астри и двоих сыновей, младший из которых родился совсем недавно. Старые знакомые с хутора помогали ей приглядывать за детьми, а жена Йосты могла одолжить пеленки, если с Моссе случалась неприятность. А главное, можно было понежиться у камелька в приятной компании, послушать истории о путешествиях под звуки Йостиной гармоники. Больше всего ей хотелось сидеть целыми днями на крылечке и вязать, что вполне могли себе позволить остальные женщины в пансионате. Но она приехала сюда не отдыхать: к осени издательство требовало новую книгу. О хозяйственных хлопотах можно не думать, еду подавали три раза в день, — но что толку просиживать за столом, если вдохновение не желает приходить? «Жалкие наброски», — писала Унсет Нини Ролл Анкер [291] о том, что ей удалось сочинить.

291

Brev til Nini Roll Anker, 6.8.1917, NBO, 171.

Она хотела развить историю Уни Йельде из сборника «Счастливый возраст» — теперь уже под названием «Фру Йельде» и продолжить сюжетную линию в повести «Фру Воге». Примерно та же тематика занимала ее десять лет назад, когда здесь же, в Лаургорде, она писала «Фру Марту Оули». Обе повести были о современном браке и сопутствующих ему супружеских неверностях, упущенных возможностях и сломанных судьбах. Но прошедшие десять лет существенно изменили взгляд автора на проблему и углубили этическую рефлексию. Общее название было уже придумано — «Осколки волшебного зеркала». С помощью этого образа, взятого из сказки Андерсена «Снежная королева», Унсет хотела описать такой способ мышления, при котором человек все оценивает со своей колокольни. Она задается вопросом, насколько отдельная личность в состоянии определить, что есть добро, а что — зло [292] .

292

Jf. Liv Bliksruds etterord i bokklubbutgave av Fru Marta Oulie. Splinten av. trollspeilet, 1986 og Bliksrud 1988, s. 168.

Серьезность тематики, судя по всему, угнетала ее, и она то и дело отвлекалась на чтение. Увлечение английской литературой продолжалось — на сей раз пришла очередь Уильяма Теккерея, к изучению творчества которого Унсет приступила со свойственной ей основательностью. Надежно укрытая от действительности деревянными стенами Лаургорда, она наслаждалась чтением, отлично осознавая, что дома за это придется заплатить работой по ночам, если она хочет-таки выпустить книгу осенью. Тем дело и закончилось: днем обычные семейные будни на Синсене, а потом бессонные ночи на кофе и табаке, лишь бы успеть.