Сила басурманская
Шрифт:
И исчез.
Близнецы постояли в безмолвии. Иван чесал лоб, Егор – затылок.
– Прикинь, голограмма, прямо как в «Звездных войнах», – выдал наконец ефрейтор.
– Нашел, чем грузиться! – укорил Старшой, хотя сам думал абсолютно о том же.
Хлеборобот обошелся без комментариев. Он в последнее время вообще вел себя странно.
Вернулись к лошадям.
– Как-то это неожиданно, – пробормотал ефрейтор Емеля.
– Зато вполне объяснимо, – сказал Колобок. – Если хочешь ускорить возвращение, то подели дела.
– Позавтракаем? – предложил
Насобирали сушняка, развели костер, хотя он не был нужен. Достали из мешков лепешки, баклажки со слабым хмельным медом. Котена собрала.
– Как там в сказке было? – Егор поскреб макушку. – Нож втыкали в дерево. Чья сторона поржавеет, тот в беде.
Старшой угрюмо хмыкнул:
– Опять ты пессимизмом страдаешь. Братан, ты реально начинай бодриться. «Как вы яхту назовете, так она и поплывет». Ну-ка, повтори десять раз слово «неопозитивизм»!
– Незопо… Тьфу ты! – Емельянов-младший рассмеялся, расправляя широкие плечи.
Посидели, рассмотрели карту, определив маршруты, потом договорились, что встретятся в Тянитолкаеве. Иван подстраховал брата, отрядив ему в спутники Колобка. Точнее, каравай сам вызвался:
– Я так смекаю, ум хорошо, а два лучше, поэтому я с Егорием.
Близнецы обнялись и отправились каждый своей дорогой. За их расставанием следил лишь неприметный ворон. Удостоверившись, что дембеля разделились, птица совсем по-человечьи кивнула и, распахнув широкие крылья, полетела на юг, в Торчок-на-Дыму.
Не зря, ох, не зря уважил старушку Скипидарью Полкан Люлякин-Бабский!
Успокоившись, прорицательница выдала ему зловещее предсказание: в считанные дни у стен Тянитолкаева возникнут мангало-тартарские полчища и вряд ли спасется древний град, хотя есть надежда… Когда ее не было?
Боялин оказал гадалке уважение, покормил, успокоил, а затем послал верного Малафея проводить старушку. Сам же крепко задумался.
Полкан несколько лет шел к лидерству в своей партии. Теперь он был единоличным вождем ослов. Боялин стремился взять под контроль тянитолкаевскую думу. После политического поражения Станислава Драндулецкого, который пленил и так позорно упустил братьев Емельяновых, боялское собрание стало полной вотчиной Полкана. Для чего Люлякин-Бабский делал карьеру? Конечно, он хотел занять место нынешнего князя.
Пятидесятипятилетний Световар был еще силен. Ему удавалось держать боял на равном расстоянии от престола, но в те странные дни, когда в Тянитолкаеве появились витязи Иван да Егорий, князя не было в городе. Световар ездил на встречу князей. Когда же он вернулся, то узрел: политическое равновесие нарушилось – Полкан стал вторым лицом Тянитолкаева.
Князю доверял народ, ему была верна и дружина. Так ведь и Полкан пользовался уважением. Кода же Люлякин-Бабский женился на дочери из семьи, состоявшей в партии слонов, амбициозный боялин получил сторонников и в противоборствующем ослам лагере.
И вот получалось, что все зря. Растил-растил яблоню, но вот налетит ураган и вырвет ее с корнем.
Конечно,
– Как же не вовремя! – воскликнул Полкан, наполняя кубок вином. Вино помогало думать. – Будь у меня год…
Да, за двенадцать месяцев Люлякин-Бабский сместил бы Световара. Боялин желал власти, но сейчас он четко осознавал: нужно объединять вечно расколотый надвое Тянитолкаев. Лучше быть вторым в спасшемся городе, чем первым в разоренном.
Не допив вина, Полкан отправился к князю.
Световар протомил боялина полтора часа, Люлякин-Бабский сидел в светлице для ожидающих. Сначала он злился: все-таки не слуга, а лицо, с коим князю следовало бы считаться. Затем понял: его специально выводят из себя.
«Говорят, Юрий Близорукий мозговский считает пальцы, чтобы смирять гнев. Попробую и я», – решил боялин.
И помогло. Поэтому Люлякин-Бабский вошел к Световару с ясной головой.
Владетель Тянитолкаева сидел за резным столом, справленном сарацинскими резчиками, и занимался архиважнейшим делом – играл в бирюльки.
Перед ним высилась куча разных по размеру и форме бирюлек, кои надлежало аккуратно растаскивать в стороны, не тревожа соседние предметы. Для выуживания бирюльки следовало пользоваться проволочным крючком. Световар корпел над изящными безделушками и даже высунул язык. По древней тянитолкаевской традиции, в игре участвовали фигурки двух видов – деревянные и выточенные из слоновой кости.
Полкан мысленно усмехнулся: все же бирюльки – игра не для одного участника. О том же подумал и князь:
– А, привет, боялин! Не угодно ли сразиться?
– Почему бы и нет? – со скучающим видом ответил Люлякин-Бабский, удовлетворенно отмечая, что рука Световара дрогнула. Князь ожидал иной реакции, стало быть, способ Юрия Близорукого действовал!
Подсев к столу, Полкан взял лежавший с краю крючок.
Пятидесятипятилетний князь внимательно посмотрел в широкое лицо боялина. Люлякин поразительно напоминал Световара в молодости. Сейчас владетель Тянитолкаева похудел и осунулся, ведь власть изматывает человека, если он действительно работает, а не почивает на лаврах. К тому же князь страдал почечным недугом. Колики донимали его уже лет десять, и лекари лишь умаляли хворь, не в силах ее искоренить.
Световар сгреб со стола бирюльки в большой кисет, потряс, высыпал посредине. Полкан за это время успел разглядеть сухие руки с сизыми прожилками, нехорошего цвета мешки под княжескими очами и морщины, исчертившие лицо Световара вдоль и поперек. «К этому ли стремлюсь?» – подумалось Люлякину-Бабскому.
– Считай, – велел хозяин Тянитолкаева.
– На золотом крыльце сидели: князь, княжич, кочевряг, кочевряжич, сапожник, портной. Кто ты будешь такой? Не молчи, не молчи, говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей.