Сила басурманская

Панарин Сергей Васильевич

Летописец с почтением свернул свиток, утвердил его на нужной полке и отправился в тронную залу.

Здесь уже сидел Юрий Близорукий с обязательными воеводой да мудрецом-советником. Небольшая боярская толпа шушукалась чуть в стороне.

– Наконец-то, – процедил князь. – К нам прибыл настоящий персиянский посланник, а ты где-то путаешься.

Неслух пробормотал что-то покаянное и занял дальнюю скамью со столом, на котором можно было писать. От внимания книжника не ускользнул укол, которым Юрий заочно удостоил Ивана и Егория, назвав нынешнего гостя настоящим.

В этот момент в залу вошел посол – щуплый немолодой

человек в роскошном восточном одеянии. Летописец, естественно, узнал помощника персиянского купца. Куцая бороденка вздрагивала при каждом шаге ног, обутых в туфли с острыми, загнутыми вверх носами. В руках персиянца красовался ларец слоновой кости. Неслух припомнил, что поделка, переданная братьям-богатырям, была поскромнее.

Церемонно поклонившись князю, посланник заговорил не очень приятным голосом:

– Салам алейкум, падишахши Джурусс Тут-рука-паша!

Летописцу бросились в глаза неуклюжесть и неестественная бледность гостя. Персиянец поднес ларец Юрию. Вместо очередного письма, которое ожидали увидеть мозгвичи, он был набит драгоценностями – от золотых изделий до самоцветных камней.

Бояре из тех, кто поглазастей, так и ахнули. Князю тоже понравилось. Воевода Бранибор сохранил привычную суровость, советник Розглузд нахмурился, спрятал взгляд.

Обернувшийся князь спросил:

– Чего?

– А будет ли послание? – Тонкие, похожие на бамбуковые палочки пальцы Розглузда прочертили в воздухе воображаемое письмо.

– Послание должны были передать так называемые богатыри Иван и Егор. – Персиянец склонился еще ниже. – Вручили ли они тебе грамоты, о сиятельный падишах мозговский?

– Да.

– А принесли ли к царственным ногам твоим три воза скромных подарков?

Юрий снова оглянулся на Розглузда, тот сказал:

– Был только один воз.

– О, горе мне! – возопил посол. – Не внял я внутреннему голосу, прельстили меня речи усыпительные! Взнуздав ишака излишней доверчивости, не приехать к золотым стенам истины!

Неслуха будто по голове ударили. Он совершенно не мог взять в толк, почему учетчик врет о трех возах. Книжник хотел встать и свидетельствовать в защиту близнецов-витязей, да возможно ли? Его обязанность – запечатлевать сказанное в этой зале. Позже, позже…

– Как твое имя, гость? – участливо поинтересовался Близорукий.

– Торгаши-Керим, – не моргнув глазом отрекомендовался Абдур-ибн-Калым. – Люди прозвали меня Честнейшим.

Здесь Неслух аж посадил кляксу на пергамент. Это была первая за последнее десятилетие помарка летописца-каллиграфа. «Непотребство! – внутренне бунтовал книжник. – Наглый подлог!»

Лжекупец стал говорить громче:

– Клянусь небесами, этот достойный собиратель мудрости, – посол указал на Неслуха, – помнит меня совсем иным. Бодрым, румяным, дородным. Ныне я обретаюсь в печальном теле своего старого друга и помощника Абдура-ибн-Калыма. Благодаря его самопожертвованию я смог освободиться из проклятого поселка-ярмарки.

– Растолкуй, – подал голос Розглузд, буравя персиянца пытливым взглядом.

– Великому мужу, стоящему у плеча падишаха Джурусса, известно, что древняя волшба Крупного Оптовища распространяется только на живых. Некий странствующий колдун и многознатец по имени Мракотуха, принятый мной со свойственным нашему народу радушием, обмолвился, что есть страшный способ избавиться от ярмарочного плена. Сильнейшие

маги способны перенести душу одного человека в тело другого, только что умершего. Мы легли спать, но и я, и мой верный Абдур не могли сомкнуть глаз, цепляясь за надежду, кою нам даровал Мракотуха. Утром учетчик и друг оросил эти самые туфли слезами и сказал: «Милый мой хозяин! Ты знаешь, я давно болею временными помутнениями разума, и сей недуг овладевает моим духом все сильней и сильней. Я чувствую приближение тяжелейшего приступа. Ты моложе меня. У тебя есть дети. У меня нет ни твоих лет, ни наследников. Пусть волшебник исторгнет из меня жизнь, вынесет мое тело за пределы этого треклятого плена и вдохнет в него огонек твоего разума». Пусть небо упадет на землю, а земля налетит на небосвод, если в этом мире есть человек более великодушный, чем мой бедный Абдур-ибн-Калым! Мы долго спорили, но он убедил меня. Мракотуха осмотрел моего друга и согласился с ним: болезнь могла полностью поработить его дух. Колдун совершил обряд. И вот я стою перед вами и скорблю о несчастном Абдуре.

В зале воцарилось молчание, бояре прикусили языки. Неслух не поверил ни единому слову посла, воевода и князь выглядели изумленными, а мудрейший Розглузд даже шагнул, вроде бы высматривая признаки перехода души в тело.

– Я слыхивал немало удивительных историй, и хотя твоя не самая поразительная, она не может не волновать, – высказался Юрий Близорукий и обратился к советнику: – А кто этот Мракотуха?

– О нем иногда говорят в народе, княже. Дескать, своевольный и страшный ведун. Может поступать, как угодно Прави, а иное деяние учудит на потребу Кривде лукавой. Редко судачат об этом человеке. Мало кто его встречал.

– Да… – Юрий побарабанил ладонями по подлокотникам трона. – Развелось в Эрэфии всякого… Ты, посол, отдыхай. Позже потолкуем. На пиру.

Персиянца увели в покои, бояре стали расходиться. Неслух-летописец так и сидел с поднятым над пергаментом пером и уставившись задумчивым взором вслед гостю.

– Эй, книжник! – окрикнул его князь. – Остекленел, что ль? Все записал?

– Да-да, – пробормотал Неслух. – В самом лучшем образе. И топором не вырубить…

Глава пятая,

в коей Иван борется со страшным зверем, а Егор тоже совершает своего рода подвиг богатырский

Крокодил зверь водный… Егда имать человеки ясти, тогда плачет и рыдает, а ясти не перестает; а егда главу от тела оторвав, зря на нее, плачет.

«Азбуковник»

Потемневший небосвод раскалывали трещины молний, беспрерывно грохотало, пробирая Егора и Уминай-багатура до самых косточек. Озеро горело, словно разлившаяся нефть, а ветер норовил добросить языки жаркого пламени до отступивших к лесу витязей.

– Уходить будем! – прокричал мангало-тартарин. – Конь скачи, добыча увози!

Ефрейтор Емеля собрал три молодильных яблока в седельную суму и оценивающе взглянул на каурку-тяжеловоза: вынесла кобылка из болот, может быть, и сейчас поможет.

Кочевник сгреб свои яблоки за пазуху, вскочил на воронка.

– Анда-побратим Джагор, увидим себя потом-тогда! Большой удачи твоей!

– И тебе, нерусь могучая! – ответил воронежец, перекрывая голосом раскаты грома.

– Поехали, тугодум! – пискнул Колобок.