Сила в содействии
Шрифт:
Орудий у Форматора много, и в то же время оно одно - Разделение. Сильфиды были разделены на тех, кто соприкасался во времена Первого Противостояния с плотью, и тех, кто сохранил чистоту. Первые переродились, обрели физическое тело, вторые остались без изменений, в энергетической форме, через что и возвысились над остальными. Переродившиеся, в свою очередь, разделились в зависимости от того, в кого по преимуществу вселялись - в людей, в драконов, или в саламандр. Первые стали андрогиниями, вторые - пегасиями, третьи - корпускулами. Как только всеобщая метаморфоза была завершена, открылось её предназначение: переродившиеся сильфиды стали проводниками душ для рас пантеонов Плазмы и Пламени. Ведь в каждой сильфиде оставалась частица Фантома, своего рода ключ, благодаря которому душа, прошедшая путь
К истинным сильфидам андрогиния Ятра относилась с холодком презрения - чистенькие, как же. Из-за таких вот чистеньких Первое Противостояние и завершилось крахом. И где были они, истинные, когда пришёл Освободитель-Разрушитель? В благодатной своей Скинии, защищённые со всех концов, в то время как она, андрогиния Ятра, сражалась - встретила человека лицом к лицу и победила. Впрочем, на любое правило есть исключения, подвиг Ярмиды лишний раз подтвердил нехитрую эту истину. Она тоже встретила человека лицом к лицу и тоже победила, но цену, несомненно, уплатила большую. Потому Ятра её и навещала в лазарете, приходила каждый день. На седьмой, когда Ярмида прогуливалась в сквере, а Ятра подошла, та её узнала, наконец-то узнала - закрутилась на месте, замахала руками, и если бы не поддержка аур, вполне могла бы упасть.
– Ну, здравствуй, сестра, - говорит Ятра, - с пробуждением.
Остановившись наконец, вернув контроль над телом, Ярмида силится что-то сказать, но из горла лишь мычание да хрипы. Ятра понимает и без слов, говорит:
– Человек отправлен обратно, барьер его пропустил.
– Поч-чему?..
– ауры всё же настраиваются, помогают Ярмиде выдавить первые слова, - почему меня не подождали?
– Потому что было пророчество, - Ятра берёт под руку, осторожно ведёт.
– Если коротко, то звучало оно так: "Человек должен быть возвращён на ту сторону не позднее пяти дней после контакта с истинной". Так что пусть теперь там, у себя, освобождает и разрушает.
Поникнув, как будто даже уменьшившись в размере, Ярмида говорит:
– Надеюсь, у него получится. Не хочу так... в таком виде вечно...
– В этом ты не одинока, - кивает Ятра, - никто не хочет.
А ночью просыпается Пророк, бушует до утра. Как и всегда в дни пиков.
[Часть первая] Аверс
[Глава первая] Архитектор
[1]
2405 год от Разделения
Квинта Элементала, 10-й день 1-го месяца
Из двух сторон зоны сбора, летней и зимней, Аиртон предпочитал исключительно летнюю, накрытую куполом атмосферного заклинания. Чувствовал, так же было и там, откуда его забрали - жарко, а не холодно; дождь, а не снег. О самом же месте воспоминания были скрыты, убраны заклинанием, как и вообще обо всём, что касалось жизни до сбора. Того требовала процедура ментального ввода, как объяснял Теллур, иначе потом не выйдет поставить ментальный знак. Теллур - мобильный помощник их зоны, или же "умник". Состоят такие из двух частей: элариевый сердечник, а вокруг него ком протоплоти. В сердечник загружено заклинание левитации, да и много других, но самое главное - слепок с ментального тела мага, имя которого "умник" и носит. Протоплоть, изменённая заклинанием, принимает форму его же лица, и получается эдакая живая голова. Для мальчиков "умники", для девочек - "умницы", и Ингеборгу, мобильную помощницу с соседней зоны сбора, Аиртон даже видел. Говорят, что на третьей, заключительной
Общих домов в зоне сбора два, на летней стороне и на зимней. Общие они потому, что личных комнат нет, есть отсеки, разделённые перегородками, тянутся по обе стороны длинного коридора. В каждом отсеке раскладная механическая кровать, а ещё стол со встроенной разумной машиной, или ра-мой, как называют их сокращённо. Здесь-то, за столом, Аиртон время в основном и проводит. И пусть подобных ему, предпочитающих уединение игровым площадкам, не очень много, пусть все, как один, ведут себя тихо, порой даже от них хочется убежать. К счастью, есть решение и на такой случай: комнаты уединения, расположенные с противоположной, по отношению к игровым площадкам, стороны зоны. Туда-то Аиртон и решил отправиться сегодня утром, именно с уединения начать день.
Странное всё же дело: знать в свои четыре многое такое, о чём не все взрослые-то, наверное, знают, но не помнить при этом, как звали родителей, не помнить их лиц. Всё из-за процедуры ментального ввода? Что-то не верится. А может, он и не помнил их никогда, не видел? Ведь есть же такие дети, которых оставляют в чадо-ящиках, и в этом, как говорит Теллур, ничего страшного. Ну да, так уж и ничего! Внезапно Аиртоном овладело желание узнать правду, увидеть всё то, что скрыто за блоком памяти. И он узнает, непременно узнает, появилась уверенность, надо только отгородиться от остального мира в комнате. Захваченный ей, необычной этой уверенностью, и не заметил, как добрался до комнат уединения, выстроившихся в ряд вдоль пышной зелёной аллеи. За ногу ухватила живая лоза, пока отдирал, произошло следующее: одна из крон зашевелилась, раздался треск, затем крик, и в нескольких шагах от Аиртона упал мальчик. Долговязый, но гибкий, весь какой-то стремительный, он тут же вскочил, отряхнулся, выкрикнул звонко:
– Привет!
– Привет, - буркнул Аиртон, - ты чего это тут?
– Да так, - мальчик потёр ушибленное место, - осваиваю левитацию. Пока, правда, не очень выходит.
– Да, не очень, - согласился Аиртон.
– А ты сам-то чего?
– неожиданно разозлился долговязый, подступил, сжимая кулаки.
– А я ничего, - нахмурился и Аиртон, подобрался, - я в комнату уединения иду.
Помолчали, посмотрели друг на друга пристально, но настроение долговязого вновь сменилось: усмехнулся, махнул рукой.
– Да ладно тебе, - сказал, - не кипятись!
– А я и не кипячусь, - буркнул Аиртон.
Мальчик ему не нравился - улыбаться-то улыбается, а веет от него каким-то холодом. Стал вспоминать, видел ли его раньше, но нет, кажется, нет. Выходит, с другой стороны, с зимней, и здесь появился впервые.
– А тебя как зовут?
– спросил тем временем долговязый.
Холода в голосе его и взгляде прибавилось, потому Аиртон насторожился, ответил вопросом на вопрос:
– А тебя?
– Боишься, да?
– сощурился тот.
– И правильно делаешь, а то я тут двоих уже подловил, Иеронима и Ксана.
– Думаешь, это и правда настоящие их имена?
– спросил Аиртон.
– Могли же и обмануть, сказать вымышленные.
– Нет, не могли, - покачал головой долговязый, - меня не обманешь.
Аиртон и сам знал, что не обманули, и вопрос задал лишь для того, чтобы позлить. Иероним и Ксан были, как говорится, не разлей вода, с утра и до ночи пропадали на игровых площадках. Оно и понятно, что имена назвали свои настоящие, ибо зачем их скрывать? Однако, своё собственное Аиртону называть всё равно не хотелось. Ну его, этого новенького, обойдётся.