Силиконовые горы
Шрифт:
В герое-любовнике я узнала Егора, нашего анестезиолога.
Не зная, смеяться мне или плакать, я тихонько попятилась назад, прикрыв за собою дверь.
А несколько часов спустя румяная, довольная Наташка ввалилась ко мне в палату, распространяя запах чужого пота и одеколона Hugo Boss.
– И не надо так на меня смотреть, – с порога начала она, – он такой забавный. Просто не могла пройти мимо.
Я с любопытством на нее смотрела – ну неужели ей совсем не страшно, ни капельки? Для меня самой предоперационная ночь была адом и чистилищем одновременно.
– Завтра
Наташка расхохоталась.
– А то я не знаю, как это бывает. Просыпаешься с сухостью во рту и такой болью, что даже материться не хочется. Пробуешь дотронуться до своей груди, но не можешь даже руку поднять. Клянчишь у палатной сестрички обезболивающее и начинаешь жалеть, что вообще в это все ввязалась. Но потом проходит несколько дней, неделя, и жизнь налаживается. Так что сама видишь, подруга, думать обо всем этом необязательно. Лучше уж я подготовлюсь к операции другим способом. Поближе познакомлюсь с персоналом, например, – она глумливо хохотнула, – кстати, ты не знаешь, наш Кахович женат?
ГЛАВА 5
В роскошном загородном особняке Наташиных родителей мы, как могли, боролись с нарастающей депрессией и не унимающейся физической болью. Если бы я знала, что будет так трудно, ни за что не решилась бы добровольно на этот шаг. Мое лицо распухло и по ощущениям представляло собою один сплошной фиолетовый синяк. Зеркал я старалась избегать, да и деликатная Наташка задрапировала большинство из них плотными шелковыми тканями. Из-под гипсовой маски торчал распухший толстый кончик носа – такого душераздирающе-сиреневого цвета, словно я была не нежной барышней, а выпивохой с карикатуры в журнале «Крокодил».
Что я наделала? Могла ли я подумать, что блондинконенавистничество обернется такой каторгой?
Мои черты никогда не отличались совершенством линий, но и болезненного внимания любопытных к себе не притягивали. А что начнется, когда я выйду на улицу с таким негритянским толстым носом? Наташка, прошедшая через ринопластику, утверждала, что все у меня идет по плану, скоро отек спадет, и нос станет маленьким и изящным, как и обещало компьютерное моделирование.
Целыми днями мы сидели на тенистой веранде и тупо просматривали очередные глянцевые журналы, которые Наташа пачками заказывала по Интернету. И все равно я не высыпалась так, словно кутила всю ночь напролет. Я люблю дремать, свернувшись калачиком, но после пластической операции на носу необходимо целый месяц спать только на спине.
Мне нельзя было загорать, пить спиртное и горячий чай, курить, есть мороженое и носить темные очки.
– Еще тебе теперь нельзя беременеть, – подмигнув, заговорщицки сообщила Наташка, – как минимум полгода, а лучше год. А то из-за гормонов шрамы могут не зарубцеваться. Я видела одну такую девушку, еще когда оперировалась в первый раз. С пузом и красными рубцами на лице. Врачи только руками разводили. Не знаю, что стало с бедняжкой потом.
– Спасибо, что предупредила, – ехидно ухмыльнулась я, – но боюсь, что в данный момент я пользуюсь самым верным средством контрацепции в мире – стопроцентным воздержанием.
Мой нос под гипсом то пульсировал тупой ноющей болью, то отчаянно чесался.
Однажды в детстве мне уже приходилось носить гипс – катаясь на коньках, я сломала руку. Помню, тогда я почесывала недоступную конечность с помощью длинной вязальной спицы, ловко вставляя ее в пространство между гипсом и рукой.
– Наташ, у тебя чего-нибудь для вязания нет? Спиц или длинного крючка? – однажды спросила я.
– А зачем тебе? – удивилась она. – Нет, но можно по интернет-каталогу заказать, какие проблемы.
– Даже не вздумай, – мрачно сказала Ксения, прочитавшая мои мысли, – это же твое лицо. Ты что, не понимаешь, что тебе нельзя это трогать?
Надо сказать, самой Ксюше приходилось не легче моего. Нижняя часть ее лица была заточена в тяжелый ватный корсет, поддерживающий подбородок. Как назло, тот июнь выдался жарким. Хорошо, что в Наташкином доме были кондиционеры – находиться под солнечными лучами всем троим было категорически запрещено.
Наташка держалась бодрее всех. Хотя объективно она больше всех и пострадала. Ее перепеленутая крест-накрест грудь выглядела распухшей и почему-то располагалась под мышками. Честно говоря, ей даже руки прижать к телу не удавалось – мешал силикон. Когда Наталья распахивала халат, намереваясь продемонстрировать новообретенную красоту, я брезгливо отводила глаза.
– Дурочки вы, – хохотала Наталья, которой наша реакция доставляла какое-то особенное извращенное удовольствие, – скоро буду выглядеть так, что Памелу Андерсен впору будет отправить в клинику неврозов.
Она была единственной из нас, кто не унывал. Хотя иногда, тайком за ней наблюдая, я видела, что ее врожденный оптимизм изъеден физическими страданиями, как старая шуба стайкой моли. Она болезненно морщилась, поднимаясь по лестницам, с трудом надевала через голову свитер и однажды расплакалась, уронив на пол карандашик для губ, – наклоняться вниз тоже было нестерпимо больно.
Так и жили. Горстями заглатывали антибиотики, вечерами пили безалкогольное шампанское на веранде под соломенным тентом, вели разговоры о любви (Ксения), о безответной любви (я), о любви, которой нет, зато ее можно компенсировать изобилием секса (Наташка).
Современные московские золушки не нуждаются в феях с их ненадежным волшебством и исчезающими в полночь каретами. Мы и сами вполне можем о себе позаботиться – была бы сила воли да денежная заначка. Не только туфельки хрустальные купим, но и данное природой неснимаемое платье – тело собственное – обновим. Чтобы всем принцам этого мира мало не показалось.
– Есть у меня одна подруга, сейчас живет в Монако со своим третьим мужем, – Наташа сидела на краешке массажной кровати, болтая ногами, обутыми в дизайнерские шлепанцы, – я ее с детства знаю. Всю жизнь была дура дурой. Богатые родители, столько возможностей, полная свобода. А с личной жизнью – полный ноль. Почему-то никто ею не интересовался. Сначала она расстраивалась, потом привыкла. У нее на лбу было написано: воздержанка-безгрешенка.
– Воздержанка-безгрешенка! – прыснула я, – надо это записать. Отличный титул!