Силиконовые горы
Шрифт:
На гинекологическое кресло она вступила с достоинством коронованной особы. Ядовитым жалом руку пронзил катетер, и без пяти минут девственница с головой нырнула в розовые волны душной бессознательности.
Проснулась в палате, с пакетом льда на лобке.
Неприятно ныл живот, во рту было сухо, как в Сахаре. Как во сне Катя тяжело добрела до уборной, и ее стошнило прямо в раковину. Из зеркала на нее тупо таращилась гуманоидно-бледная дева с крапинками засохшей крови в уголках сухих губ и синими полукружьями под глазами. Эта женщина вовсе не была похожа на Еву до поедания запретного плода. Скорее,
Прошла неделя.
Катерина похорошела, повеселела, предвкушение приключения нарастало с каждым днем. Она собиралась беречь дарованную хирургом невинность, как тайный клад, заветную реликвию якобы непоруганного тела.
Но на практике вышло иначе.
С бизнесменом Олегом Мерзавчиковым она познакомилась в спортклубе – Катерина потела на беговой дорожке, а он с показательной легкостью воевал с гантелями чуть поодаль. Он пригласил Катю в фитобар, пропустить по стаканчику свежевыжатого сока из петрушки и сельдерея. Он казался простодушно-обаятельным, несовременно благородным, не от мира сего; в уголках его серых глаз плясали такие добрые морщинки… Ну откуда ей было знать, что его фамилия – отнюдь не забавный штрих, но роковой знак судьбы? Намек на прогнившую внутреннюю сущность.
А начиналось все так красиво.
Мерзавчиков, казалось, голову от Катерины потерял – подсел, как на героин. Молился на нее, как на всесильную языческую богиню.
И вот наконец она решилась. «Тут важно не затянуть, – предупреждала Виктория, – чтобы объект не перегорел».
Увидев кровь на простыне, Мерзавчиков сначала удивился, потом засуетился, потом испугался, потом вроде бы обрадовался. Гладил ее по голове, шептал уместное в таких случаях бессвязное «моя девочка», целовал пальчики на всех ее длинных конечностях. «Он у меня в кармане», – думала Катерина, засыпая.
Идиллия продолжалась недели полторы. Все это время Катерина чувствовала себя такой счастливой, что ей даже страшно становилось. Нет, влюблена в Мерзавчикова она не была. Собственный успех пьянил, как молодое крымское вино, – надо же, как элементарна оказалась формула, над которой бьются тысячи красивых девушек во всем мире!
Когда в один прекрасный день Мерзавчиков пригласил ее на загородный теннисный турнир, а сам в назначенное время не появился и даже не позвонил, Катерина не насторожилась. Мало ли какие у занятого человека могут быть дела. Но когда он не появился и на следующий день, и через неделю… Сначала она думала – что-то случилось. Обзвонила все клиники и морги, привлекла бывшего любовника, крупного милицейского чиновника. Тот ее и обрадовал: оказалось, что с Мерзавчиковым все в порядке, он отбыл из столицы к солнечным берегам Испании полторы недели назад, а сопровождала его некая Анфиса, не слишком удачливая манекенщица.
Боли не было. Только глухо ноющая обида. Две недели Катя с нарастающей паникой ждала звонка. Потом, как умела, стряхнула с себя апатию. Говорят, ее видели в «Кабаре», нетрезвую, похотливо зыркающую по сторонам, в сомнительной компании подвыпивших мужчин восточного происхождения.
Надо же, тысяча долларов коту под хвост!
Хорошо, что в записной книжке остался адрес клиники, где из загульных
Говорят, обратная дорога всегда короче пути в неизвестность. Повторная операция переносится легче первой.
Понимающая улыбка врача, кресло, катетер, палата, рвота, лед. А потом…
Его звали Иваном, и был он смешливым сибирским промышленником, косая сажень в плечах. Обычная история в духе Москвы начала двадцать первого века – лаконичный флирт, плавно переходящий в прямые намеки. Вроде бы у него были серьезные намерения. Все как полагается – на съедающее одиночество жаловался, огромную квартиру с запланированной детской демонстрировал, кольцо с тремя скромно мерцающими брильянтами подарил, возжелал встретиться с Катиными родителями.
Родители ее жили в подмосковном Серпухове. Вроде бы и недалеко совсем, но поездка все откладывалась и откладывалась, а потом этот вопрос как-то замялся сам собой.
Они начали встречаться в феврале, а в конце марта Катерина наконец рискнула преподнести ему бесценный дар. От умиления и удивления Иван едва не прослезился: «Тебе же двадцать два года… Двадцать два!»
Катя поняла, что на этот раз не прогадала. Они были вместе все лето. Катерина хвасталась подругам колечком и все чаще искоса посматривала в сторону свадебных бутиков.
Но в сентябре случилось неожиданное: из далекой Тюмени к Ивану приехала крутобедрая супруга с двумя мальчишками-погодками. У флегматичной Катерины случился нервный срыв: визгливо матерясь, она перебила всю посуду в квартире вжимающего голову в плечи Ивана.
Как известно, нервные клетки и девственность не восстанавливаются. В конце сентября Катерина снова оказалась в привычной атмосфере клиники: кресло, катетер, розовые сны, палата, рвота, лед.
Что еще тут можно добавить?
С тех пор прошло года три. Катерина по-прежнему живет в Москве, по-прежнему в незамужнем статусе. Не оставила она и привычку раз в год наведываться в знакомую клинику.
Иногда, хлебнув текилы, она даже пробует на эту тему шутить. «Ну вот, расстанусь с Васей и пойду зашьюсь», – подмигнув, грубо хохочет она. И напоследок спрашивает шокированных подруг: «Знаете, какой лучший рекламный лозунг для клиники восстановления девственности? “И последние станут первыми!”»
Почему одни лица кажутся нам красивыми, а другие вызывают снисходительную жалость? В какой именно части мозга находятся эти загадочные рецепторы красоты, безошибочно отправляющие людей в лагеря красавиц и чудовищ?
Говорят, единственный способ перенастроить внутренний индикатор – любовь. Парадокс: физические недостатки любимого человека умиляют и в конце концов начинают казаться самыми главными его достоинствами. Смотришь на его нос картошкой или бугрящуюся родинку на щеке, и от нежности сжимается сердце.
Но любовь мне не грозит, так что не будем об этом.
Я решила изменить форму губ.
Как это странно – жаждать перемен. Носить жемчужные серьги. И повязку в волосах – как у Одри Хэпберн. Предпочитать сладкому вину сухое шампанское. Заниматься верховой ездой по субботам. Кататься на водных лыжах в Сен-Тропе и никогда не произносить слово «бля».