Сильная и независимая для котика
Шрифт:
— Опять довелось читать эту срань катарскую. Подожди, кровь из глаз вытру. Я так понимаю, звёзды — это глаза, а чёрные дыры — это «вон что»? — раздражающе брюзжал Френк, не обращая внимания на растерянность собеседницы. — Об этом хотел поведать Вселенной художник?
— Фуй, пошляк! И вообще! С чего ты взял, что стихотворение посвящено мне, а не Кларе, допустим? Где ваши доказательства! Может, это у неё там черные дыры!
— А в доказательствах у меня одно «но». Есть особенность, которую наш горячо любимый Котик соблюдает во всех своих сочинениях. Объект вожделения даже в самых пошлых и низкопробных
Мурси ощутила, как кровь ударила ей в лицо, а уши начали пылать.
— Во всех? Это не первое? — быстро спросила она.
— Ого, а ты умеешь краснеть? Новость — одна другой краше, — театрально удивился Френк. — Конечно нет. Помнишь, то, самое старое? Про плавные бедра, подталкивающие к размножению? Там тоже, исключительно официально, на «вы» и с большой буквы. Я уже тогда заподозрил, что с Морганом что-то неладное происходит, но ты же любишь всех нас водить за нос. Рожу скривила, мол ни при делах, ничего не знаю, он тупой солдафон. А сами, небось, уже с первого дня по углам зажимались, похотливо заглядывая друг другу в дыры.
— Ацтань! — смущённо бросила Мурси. — Это неправда, ты мне враки вракаешь! Додумал всякое. У катар принято своих барышень называть на «вы»! А у Моргана есть в селе бывшая, Катарина. Вот он ей и написует в разлуке.
— Ага, конечно. Я тут записи просмотрел, которые остались перед экстренным отключением света на корабле. Был удивлён. Весьма. А как Ленка-Коленка удивится!
— О, да камо-о-н! У самих же маничка имелась закинуть мне кого-нибудь в койку. Эта же Ленка-Коленка и подсовывала мне Коди, потом Шона! Даже на Моргана намекала. Вот я и согласилась. И опять не так? Ну юзанула немного Котика, поизучали с ним схему совмещения наших тюфтелек, шо терь — конец света? Это же как игра, такого из себя девственника-патриота строит, сам грех его не толкнуть на тёмную дорожку. Просто я очень азартна!
— Не паникуй, я добренький сегодня, — криво усмехнулся Френк. — А то заладила, это не я, дыра не моя! Не скажу и даже записи удалю, но с одним условием. Если поможешь мне вернуть Ирку.
— Хочешь, шобы пометала перед тобой бисер? И это я приболевшая после всего? — вытянулось лицо у Мурси. Слишком уж незатейливой оказалась плата за молчание. — Ты сам, без чьей-либо помощи можешь это сделать. Просто извинись и признай его заслуги.
— Нет ещё никаких заслуг! Он только учится. Без меня не видать ему профессионального роста.
— Так вот чего ты боишься! Что Ирка окажется умнее тебя? Френк, — расхохоталась теперь и Мурси, — ну и что с того? Думаешь, перестанешь ему нравиться? Так, наоборот, как только начнёшь поддерживать и заслуженно хвалить, а не травить при любом удобном случае, так привяжешь к себе гораздо сильней. Близкие люди на то и близкие. Они не для порицания, не для токсического обращения, не для мнимого «чтобы не зазнавался». А для поддержки и сопереживания в первую очередь. С Иркой это работает. Я его с первого дня приняла целиком и полностью, и он ответил мне взаимностью. Тебе стоит сделать то же самое.
— Бред плешивого волколака!
— Знаешь, как Котик оказался в моей дыре, даже с учётом вечноживущей паранойи
— Бред! Я и так уже пошёл ему на уступку. Даже привлёк к делу, для которого он мне был совершенно не нужен. Святые нейрооптики, да я сделал вид, что не справился бы без него! А ты знаешь, насколько мне всегда тяжело врать!
— А ты ему об этом сказал? Сказал, что без него несподручно превозмогать свою работу? Подумаешь, схитрил бы немного. Но ведь доброе слово, оно и Пяпяке приятно!
— Он же умный. Даже умней меня, — съёрничал Френсис, — мог бы и сам догадаться!
— Услышать словами совсем другой уровень доверия, чем домысливать за кого-то. Запомни: когда произносишь вслух, значит признаёшь. Это как каяться. У тебя самого в первую очередь свалится груз с сердца и крылья вырастут. А у него и подавно!
— Бред. Итак же понятно, что я чувствую. Ещё раз, для тупых: Ирка умный. Он способен сложить два плюс два. Это тебе нужны всякие словесные доказательства в виде стихов, вот Морган и рожает их в муках, надеясь, что так ты от него отстанешь хотя бы на пару часов. А если я скажу пацану, мол, не мог без тебя, спасибо удружил, то он догадается, что всё вранье.
— Ты бревно, Френк, — разочарованно покачала головой Мурси. — Ворчащий старый пень! Захлёбываешься собственным ядом. Не надо так. Будь как Морган. Просто разреши себе чувствовать «вечное доброе» искренне, без оговорок. Как сказал один великий катарский канцлер, это совсем не трудно, если по любви. А если не хочешь или не можешь, значит и не любишь на самом деле. Прекрати тогда морочить мальчишке голову и мне мозг взрывать.
— Так Котик тебя уже любит? То значит, я додумал…
— Камо-о-он! Не перескакивай с темы! — сердито фыркнула Мурси. — Я же образно! Морган делает что должен, но ведь тоже ради любви в какой-то степени. Может, ему не нравится всё это, а получается искренне. Потому что отечество катарское в опасности! Джимми вот искренне делал всё ради своей любви к деньгам, Клара — ради любви к Морику, Шериф — ради любви к стабильности и справедливости в Галактике. Так устроен мир, всё на этом держится.
— А Инквизиция? Ради любви к власти? Да? Сама хоть себя слышишь? Бред!
— А Инквизиция, наоборот, от недостатка этой самой любви. Никому Дуку не нужен, никто его не хохолил и не обласкивал. Вот и стал кем стал. Женоненавистником, насильником, уверенным, что мир против него. В искажённой больной реальности брата Изврата решает тот, кто первым нанесёт удар. Доверься мне, если действительно хочешь вернуть Ирку. Скажи ему вслух комплиментов. Много-много. И какой он умный, красивый, интересный. Какой талантливый. Выложи, что на сердце. Поплачься, как ты скучаешь без него, раскройся, насколько тебе тяжело в разлуке. Помнишь, ты удивлялся, что я могу подумать что-то, услышать своё, пойти сделать третье и окажусь права? Вот так и ты. Действуй по наитию, разожми блоки. Хочешь, прилетай на Илум, я организую тебе Исход?