Сильная и независимая
Шрифт:
— Прямо так и программируешь? — улыбается Наумов. Подвисаю, вдруг осознав, что в какой-то момент этого странного разговора мы улеглись на противоположных концах кровати и вот так, будто это нормально, его продолжили…
— Конечно! — оживляюсь я, стараясь не выдать неловкости. — Вот, например, говорит Лерка, что вторник — отличный день для переговоров. Мы со Стаськой назначаем на вторник свою презентацию и, уверенные в том, что все пройдет наилучшим образом, блестяще ее проводим.
— От скромности ты, Юлия, не умрешь. —
— А что, неправда? — горячусь я, поднимаясь на локте, и… морщусь.
— Болит? — удивительно мягко интересуется он и, к изумлению, легонько касается моего многострадального бока.
— Терпимо.
— Так значит, вашему успеху способствовали звезды?
— Конечно. — Руки он не отводит, и мой голос от этого сипнет.
— А я-то думал, — Наумов сощуривается, и в уголках его губ мелькает почти незаметная улыбка, — о чем-то более прозаичном: бессонных ночах, потраченных на подготовку.
— Это прежде всего!
— Ты же только что утверждала обратное.
— Вовсе нет. Одно другому не мешает. Скорее, способствует.
— Ох, научите вы мне дочь плохому… — сокрушается Наумов, глядя из-под тяжело опущенных век.
— Думаете?
В ответ — тишина. Наумов вырубается прямо посреди разговора. Все-таки интересно, сколько он выпил? И что в этой ситуации делать мне? Попытаться уснуть с ним в одной кровати? Почему нет, если он для меня ее выделил? Но как-то это… странно.
«Не более, чем ваша беседа!» — нудит внутренний голос.
Чего это? Нормально поговорили. Правда, я сомневаюсь, что этот разговор имел бы место, не будь он таким пьяным. Мужики его склада вообще не любят делиться личным. А еще они терпеть не могут, когда кто-то видит их слабость.
Мельтешение в голове усыпляет. Просыпаюсь от того, что в лицо бьет солнце. Наморщив нос, открываю глаза и… удивленно моргаю. Наумов!
— Доброе утро.
— Доброе, — возвращает приветствие тот и встает, отжавшись от кровати, словно это самое обычное утро в его жизни. — Сварю нам кофе.
И все? Никаких комментариев по поводу минувшей ночи? Как предсказуемо.
Наплевав на запрет, плетусь в душ. Уж если злоупотреблять гостеприимством, то по полной программе. В гостевой душевой находится все необходимое — даже кремы в миниатюре. Очень предусмотрительно.
Шипя, обрабатываю бок оставленными на полочке септиками. Мастерю повязку. И закидываюсь обезболивающим. Впереди куча дел. Через час открывается салон, и мне, наверное, нужно как-то объяснить, почему там натоптано… Но мысли никак не хотят собираться в кучу. Я вообще, признаться, думаю не о том.
Робея, плетусь в кухню, откуда и правда доносится умопомрачительный аромат кофе.
— Не знаю, как ты пьешь. Приготовил латте.
Очевидно, потому что именно его предпочитают девочки. Улыбаюсь и усаживаюсь на стул, напротив которого стоит моя чашка.
— Омлет?
— Сам будешь
— Да. Подумал, ты сегодня не захочешь встретиться с моей домработницей.
Отмечаю это странное «сегодня»… Оно же означает, что Наум допускает такую встречу в будущем? Сердце подпрыгивает в груди и начинает оглушительно молотить в ребра. Вот это да… Вот это ничего себе! И с чего это меня так расколбасило? Угомониться бы, ну! А то сижу, как дура…
— Если хочешь, я и сама все сделаю.
— Сиди. Ты у нас раненая единица.
Проходя мимо, Наум невзначай треплет меня по волосам… И в этом легком, мимолетном касании может быть столько всего… А может и не быть вовсе. Откашливаюсь, стараясь выглядеть невозмутимо:
— Я не сильно нарушила твои планы?
— Нет.
Нет, и все? Как понять, что он под этим самым «нет» подразумевает? Нет, но все же лучше не злоупотреблять гостеприимством? Или… Нет, сиди спокойно и завтракай? А собственно, мы же взрослые люди. Вот возьму — и спрошу, почему нет-то?
— Наум…
— М-м-м?
— А что это… было вообще?
Если уйдет от ответа — перестану его уважать. Все же не мальчик. И я не девочка.
— Тебе честно?
— Конечно. Иначе я бы не спрашивала.
— Тогда вот тебе правда — у меня нет ответа.
Ну-у-у… Уже хорошо. Он не врет и не пытается сделать вид, что не понял, о чем я спрашиваю. А то, что у него нет ответа… Так я и сама в некотором замешательстве. Нет, не так. Я, блин, в очень сильном замешательстве. А кроме того… как будто бы в предвкушении… чего-то, заставляющего улыбаться.
— У тебя что-то горит.
— Твою мать!
Встаю, чтобы помочь, и… не ступив и шага, приклеиваюсь обратно. Хочется мужику заморочиться — пусть. Женщины и так чересчур их расслабили.
Глава 13
Весь день улыбаюсь как дурочка. Мысленно возвращаюсь к событиям ночи и утра, стараясь ничего не додумывать и, главное, не гнать коней. Ловлю себя на том, что нашему поколению это дается сложнее всего. Мы так чертовски напряжены, так нацелены на успех и достигаторство, что вообще не можем расслабиться, чтобы насладиться моментом, который, черт его дери, прекрасен!
— Я не понимаю, чему ты улыбаешься! Так понравилось по ментовкам таскаться?! — возмущается Стася.
— Нет, конечно. Просто вчера я могла умереть, а сегодня живу. И знаешь что?
— Нет, — чуть расслабляется Стаська, откидываясь в кресле.
— Жизнь прекрасна! Да-да, не смотри на меня так! Я не сошла с ума.
— Я бы не удивилась, после такого-то стресса. Почему ты не позвонила нам?!
— Да как-то совсем не до этого было. Не злись. Посмотри вот лучше эти образцы…
Работа кипит. Энтузиазм из меня так и прет. Может, Наумов подмешал мне чего-то в кофе?