Сильнее смерти
Шрифт:
Он вынимает из планшетки, раскладывает шуршащую, ломкую карту на столе, тычет карандашом.
– Тут, тут, тут стоят кубанские дивизии. Ты идешь вот тут, по маршруту...
Костя всматривается в тонкие черточки дорог, коричневые точки хуторов и селений. Повторяет непривычные татарские названия. От напряжения ломит в глазах. Карта сливается в синее пятно.
– Лучше бы дал мне хоть книжку почитать, как это делается! — говорит Костя, вздыхая.
– Нам старое не годится! — серьезно и тихо отвечает Дегтев. — Ну, узнаешь, что еще Иисус Навин -
– Кто будет переправлять? — спрашивает Костя. — Я ведь моря совсем не знаю. Первый раз...
– Так и наша такая революция первый раз!
– Как стемнеет, тебя и отвезут. Ребята надежные! А мне уже надо трогать.
Костя молча сжимает протянутую ручищу. Дегтев порывисто обнимает его и быстро, не оборачиваясь, уходит за хату. Слышится резкий окрик, фыркают кони, глухо бьют копыта.
Костя с щемящей сердце тоской вслушивается в замирающий топот. Потом идет через рыбацкий поселок, ныряя под растопыренные на кольях и веслах тяжелые мокрые сети.
Под невысоким обрывчиком шорохтят мутные желтые волны Азовского моря. Метрах в ста от берега чернеют, болтаясь, бочковатые поплавки высыпанных рыбацких снастей. На отмелях начинающейся от хутора косы Чушки вывертываются, играючись, черные тупорылые дельфины. Пылающий и словно звенящий диск солнца, тускнея, снижается в сизо-молочную слитную мглу неба и моря. Костя подсаживается к дружному ряду красноармейцев на обрывчике, вслушивается. Верхняя губа его, крупная, изогнутая, как татарский лук, смешно вздергивается кверху.
На плечи его наброшен порыжелый английский френч с хвостатыми львами на крупных пуговицах. Под френчем - гимнастерка с дырочками и петлями на плечах из-под погонов.
Красноармейцы оглядываются и продолжают разговор.
– Понятно, денег при коммунизме не будет! — уверенно говорит седой боец с большим, через все лицо, багровым сабельным рубцом, от которого, как ноги гусеницы, отходят белые следы лазаретных швов.
– А как же будет? — испуганно спрашивают его.
– Да так и будет! Поработаем мы - тут тебе в книжку записывают. Потом идешь на склад. «Чего тебе, Иван Иваныч? Выбирай!» говорят...
– Скильки по хатам грошив пропадэ в глэчиках! — вздыхает молодой. — Богато понаховано бамажек!
«Да! Когда-нибудь ни денег, ни торговли не будет! Одни продукты!» думает Костя, улыбнувшись.
– Ох, и много лодырей будет! — опасливо вздыхает безусый рослый красноармеец, и все смеются.
Посмеявшись со всеми, седой строго говорит:
– Мы на них управу найдем! В Царицыне мы были, там на заборах было написано, что делать. Ленин
Снова вздрагивает Костина верхняя губа.
– Зараз мабуть и буде мир усим хижинам, тильки ни в одной хатыне на хутори чоловика немае! Их, каже, бильшовикив, куркули зарубали! — вполголоса говорит молодой.
– И нам всем наша власть не даром досталась.
– Не упустим теперь!
Все умолкают, каждый упорно смотрит вдаль - на пролив, ржавую муть заката, на зажегшийся на Восточном мысу створчатый подвижной маяк.
– Вечерять, хлопцы! — зовет выскочивший из хаты озабоченный старшина роты.
Бойцы шумно встают, отряхивают песок и глину с рваных, заношенных штанов и гимнастерок. Косте очень жаль, что так скоро оборвалась беседа, что приближаются страшные минуты.
Следом за бойцами он входит в хату. В печке, треща и ежась, горят пучки золотистой соломы. Жарко. Пахнет дымом, соленой рыбой.
– Я вас ищу. Идем скорей! — Ворвавшись в хату, командир роты тащит Костю за рукав. Сердце Кости туго сжимается.
На берегу уже темно. Ветра нет. Гулко бьется море. Костя со спутником молча спускаются к чернеющим на воде лодкам.
– Валяйте! — без нужды таинственно шепчет Косте командир.
– До луны часа два. Поспеете...
Костя шагает через борт в качающуюся лодку. Молчаливые гребцы разом отпихиваются от берега, тоненько скрипят весла. Держась за борта, Костя смотрит на берег, исчезающий в сизой, смутной мгле.
Чем дальше от берега, тем длиннее и выше становится гладкая зыбь, мертво и маслянно поблескивает вода, круче вздымается лодка.
«Кто они, что за люди?» думает Костя про старательных и молчаливых гребцов, с силой наваливающихся грудью на весла.
Под носом лодки журчит струя, с неосторожного весла падают дробно капли, набравшаяся в лодку вода плещется под настилом на дне.
Гребцы часто оглядываются на кубанскую сторону.
– Что там такое? — недоумевающе спрашивает Костя.
– Скоро луна взойдет! — падает хриплый шопот.
«От берега отошли далеко. Белые заметят лодку в лунных бликах, выскочит катер!»
Костя жмурится, стараясь преодолеть страх, сжимает зубы.
Так же стискивал он зубы, когда его ранило: внезапно замолчал из-за перекоса ленты его пулемет, ударило в плечо, лишь только он приподнялся над щитом, потом - все усиливающаяся боль, мокро в рукаве...
Он лежал на спине, вверху было густое - хоть ножом режь - небо; повернувшись, он увидел крупные, в целую вишню, алые капли крови, часто-часто капающие из дырки в френче на землю, и над скворчащим кожухом пулемета бьющий из отверстия легкий парок. Но рядом была своя братва. Его помощник, рискуя, кинулся перевязывать индивидуальным пакетом.
«Ей-богу, в бою легче!» думает Костя, вслушиваясь в грозный гул, идущий из мрака.
Над водой стремится легкий туман. Сквозь пелену все явственнее проступают высокие мрачные очертания гор.