Сильнее страха

Леви Марк

— Вы что-то говорили о бабушкиной записке. Не покажете?

Сьюзи достала из сумки папку-скоросшиватель, осторожно вынула страничку и подала Эндрю. На ней рукой Лилиан было написано:

ВУДИН РОБЕРТ УЭТМОР

ПОРТНОЙ ФИШЕР СТОУН

— Что за четверка? — спросил Эндрю.

— Их не четверо, а трое. Уильям Вудин был при Рузвельте министром финансов. О Роберте Уэтморе я ничего не нашла, слишком распространенные имя и фамилия! Знали бы вы, скольких врачей зовут Робертами Уэтморами — с ума сойти! Что касается портного из Фишер

Стоун…

— Где находится Фишер Стоун?

— Понятия не имею. Я проверила все прибрежные городки Восточного и Западного побережий — там таких нет. Даже Канаду проверяла — тоже ничего.

— Как насчет Норвегии и Финляндии?

— То же самое.

— Я попрошу помощи у Долорес. Если на свете есть даже крохотный хуторок с таким названием — даже в Занзибаре или на затерянном в океане атолле, — она его отыщет. У вас есть еще какие-нибудь наводки для поисков?

— Только это непонятное послание моей бабки, ее фотографии, предназначенная Матильде фраза — маловато…

— Что за фраза?

— «Ни дождь, ни ливень, ни зной, ни ночной мрак не остановят гонцов в назначенном им пути». [1]

— Ваша бабка любила таинственность! — засмеялся Эндрю.

— Поставьте себя на ее место.

— Лучше расскажите мне о человеке, которого я видел у бакалеи.

— Я же говорила, Кнопф дружил с моим дедом.

— Если я не ошибаюсь, они не ровесники.

— Нет, Кнопф был моложе.

— Чем он занимался в жизни, кроме того, что дружил с вашим дедом?

1

Геродот. История, 8:98.

— Он сделал карьеру в ЦРУ.

— Так это он теперь стирает все следы вашего прошлого?

— Он охраняет меня с самого детства. Дал обещание деду приглядывать за мной. Это человек слова.

— Агент ЦРУ и друг вашей семьи — как ему удавалось совмещать то и другое? Неудобно ведь сидеть между двумя стульями.

— Матильда считала, что это он предупредил Лилиан о скором аресте. Сам Кнопф всегда доказывал мне обратное. Так или иначе, в тот день моя бабка не вернулась домой. Мама с тех пор ее не видела.

Эндрю достал переданное Мортоном досье.

— Вдвоем мы изучим материалы быстрее.

— Откуда это у вас? — спросила Сьюзи, листая газетные вырезки.

— Один старый коллега — он давно ушел на покой — в то время имел о деле Уокера собственное мнение, несколько отличное от общего. Статьи не представляют интереса, они написаны словно под копирку. Хотя все это оригиналы, я подозреваю, что Долорес собрала примерно то же самое. Займемся лучше записями самого Мортона, они сделаны в те самые дни, с пылу с жару, и передают дух эпохи.

Остаток дня Эндрю и Сьюзи провели в читальном зале. Потом они расстались на ступеньках библиотеки. Эндрю надеялся, что Долорес еще в редакции, но не застал ее, как ни торопился.

Он направился на свое рабочее место, решив воспользоваться

безлюдьем и хорошо поработать. Разложив перед собой записи, он попытался собрать детали головоломки, выстроить целостную картину событий.

К нему направлялся Фредди Олсон, вышедший из туалета.

— Не смотри на меня так, Стилмен. Уже в туалет нельзя зайти!

— Я стараюсь смотреть на тебя как можно реже, Олсон, — бросил Эндрю, не отрывая взгляда от своих бумажек.

— Похоже, ты и впрямь вернулся к работе! О чем будет следующая статья великого репортера Стилмена? — спросил Олсон, присаживаясь на край стола Эндрю.

— Ты когда-нибудь угомонишься? — спросил Эндрю.

— Если тебе нужна помощь, я с радостью.

— Лучше сядь на место, Фредди, терпеть не могу, когда мне заглядывают через плечо.

— Тебя интересует Центральный почтамт? Знаю, ты презираешь все, что я делаю, но два года назад я опубликовал большой материал об этом почтамте, носящем имя главного почтмейстера Джеймса Фарли.

— Не пойму, о чем ты.

— О превращении подземных помещений в вокзал. Проект был предложен сенатором США в начале 90-х годов. На то, чтобы он стал реальностью, ушло двадцать лет. Первая стадия работ началась два года назад и должна завершиться через четыре года. Подземелья почтамта Фарли станут продолжением Пенсильванского вокзала с пересадкой под Восьмой авеню.

— Благодарю за ликбез, Олсон.

— Почему ты так меня боишься, Стилмен? Ты же считаешь себя величайшим журналистом среди нас всех, не станешь же ты опасаться, что я украду у тебя сюжет? Тем более тот, которым я уже занимался. Если бы ты потрудился сойти со своего пьедестала, я бы поделился с тобой своими записями. Если хочешь, можешь ими воспользоваться, я не буду против, обещаю.

— Да какое мне дело до Центрального почтамта?

— «Ни дождь, ни ливень, ни зной, ни ночной мрак не остановят гонцов в назначенном им пути». Ты считаешь меня идиотом? Эта фраза метров в сто длиной выгравирована на фасаде почтамта. Ты ее переписал, потому что счел поэтичной?

— Клянусь, я этого не знал… — пробормотал Эндрю.

— Поднимай иногда голову, когда перебираешь ногами, Стилмен, тогда, может, вспомнишь, что живешь в Нью-Йорке. Кстати, на случай, если у тебя возникнет этот вопрос: небоскреб, верхушка которого меняет цвет, называется Эмпайр-стейт-билдинг.

Эндрю в задумчивости собрал бумаги и покинул редакцию. Зачем Лилиан Уокер переписала фразу с фасада Центрального почтамта? И что может значить эта цитата?

* * *

Кусты и вереск на болоте покрывал густой иней. Равнина была девственно белой, пруды мерцали льдом. Небо то расчищалось, то заволакивалось тучами — в зависимости от направления и силы ветра, пытавшегося завесить облаками почти полную луну. На горизонте замелькал свет. Она оперлась на руки, вскочила и побежала что было сил. Крик ворона заставил ее посмотреть вверх. Птица уставилась на нее черными глазами, терпеливо дожидаясь пира на мертвом теле.