Силы Хаоса: Омнибус
Шрифт:
Благополучно преодолев волну, червь приближается. Киах начинает различать впереди следы битвы: разорванные в клочья сегменты червей, сломанные паланкины и повозки, барахтающихся и умирающих рабов. А затем он охает, бледнеет и вцепляется в паланкин, чтоб не упасть, ибо на него падают удары чудовищных голосов Червивых Звезд.
Сестры воют от радости, издеваясь над слабостью твари, каждая насмешливая мысль сочится обещаниями навредить ему, пытается нащупать уязвимые места в его грубом уме и достойной презрения храбрости. Позади Киаха из огромного, заполняющего небо округлого тела его госпожи выползает все больше жирных червей, образуя извивающуюся стену мокрых, скрежещущих ртов-присосок.
Киах
Киах взвешивает топор, зажатый в усеянных шипами пальцах, поворачивает голову-язык и смотрит на своих спутников. Выглядят они разношерстно: некоторые двуногие, как он, некоторые с лапами насекомых или ртами личинок, у некоторых туловища растут из сочащихся выделениями тел слизней.
Они сжимают оружие руками, пучками щупалец или чавкающими присосками. Их кожа выбелена мучительно-жгучей желчью червей, чтобы походить на его собственную бледность. Они молча смотрят на него, ожидая. В груди Киаха открывается полость, чтобы он мог говорить с ними.
— Это для нас. Для меня. Наша щедрая госпожа, — тут они все вонзают в себя когти, ножи, острые края брони, — с радостью принимает своего жреца обратно на войну, в которой находит столь приятную усладу.
Еще одна волна голоса прокатывается над головой червя, смешанная с куда более тихими криками рабских умов, сносимых в сторону ее мощью.
«Хватит-боли! Хватит!» — с силой ядерного взрыва раздается вопль духа. — «Найти-хозяина! Драться-найти-хозяина! Хватит-боли! Иду-куда-ушел-хозяин!»
— Слышите это? — спрашивает Киах у своего войска, указывая топором на красную громаду впереди. — Его страх? Его боль?
По рядам воинов катится согласное бормотание. Страх и боль — вещи, которые они понимают.
— Это — трофей, который мы принесем нашей заботливой госпоже! — И вместе со всеми остальными он режет собственную плоть на последнем слове. — Мы принесем в жертву плоть этого незваного существа, чтобы сделать нашу госпожу, — он бьет ладонью по лезвию топора, — сильнее! Она будет расти и поглощать! Мы идем за победой, какой никто из вас никогда не видел!
Он потрясает топором и ревет, темно-красный туман сочится из его покрытой волдырями кожи, ярость повелителя переливается в его последователей, бряцающих оружием, бьющих по собственным телам и жаждущих битвы. Червь ведет своих братьев в яростное побоище, разворачивающееся вокруг алого существа, и ныряет в шум воплей, проклятий и вызовов, исторгаемых тысячей тысяч глоток и разумов, нарастающих и сливающихся в неистовый радостный хор.
Киах Иссекатель поднимает топор и готовится свершить то, ради чего был создан.
Червивые Звезды обленились, теша себя бесконечными играми с рабами. Их черви глубоко вгрызаются в Ульгута, но не могут остановить его. Он слегка замедляется, прорываясь сквозь орды врагов, а затем оказывается за пределами досягаемости Звезд, на свободе.
Отравили ли его Звезды? Был ли яд в их словах или червях? Сестры превращаются в три болезненного цвета искры позади, а Ульгут начинает чувствовать дрожь, проходящую чрез его плоть и дух. Космос впереди кажется пустым, и Ульгут воспринимает его с трудом. Но это его не остановит. Он собирает волю в кулак и ускоряется.
Его записи о сравнительной способности человеческих мужчин и женщин переносить объятия гериколидского луноцвета: утрачены.
Его формулы для сыворотки, получаемой из смеси имперского полиморфина и лакримольского чая-сиропа: утрачены.
Его развлекательные инструменты, тщательно собранные путем выслеживания более чем дюжины эльдар-гомункулов на протяжении стольких же столетий: утрачены.
Его прекрасная кисть для письма и чернила к ней, сделанные из высушенных и истолченных сущностей шестых жертв в каждом тридцать шестом ритуале церемониального цикла, который начинался каждые двести шестнадцать лет: утрачены.
Погибли даже трофеи, любимые сувениры из тех простых воинских времен. Мощи святого Астартес, которые он украл из костницы ордена. Шест орочьего босса, на который он водрузил раскрашенный череп владельца. Нервная система, осторожно извлеченная из имперского инквизитора, плавающая, будто паутина, в консервирующем чане — ее смертные муки столь ярки, что она начала подергиваться и дрожать от воспоминаний, когда он доставил ее в это изменчивое место.
Кем же был инквизитор? Наверняка кем-то важным? Он смутно вспоминает погоню, поединок под горящим городом-ульем. Это было до или после дела с хрудами и той бесконечной осады на костяных рифах? Что ж, он и не собирается вспоминать это в деталях, разве нет? Не сейчас, когда скрипториум разбит, а библиотека пропала. Он старается сохранять хладнокровие относительно произошедшего события, но чем больше раздумывает над ним, тем сложнее становится не воспринимать его близко к сердцу. Он тихо ругается про себя, подманивая ближайший крутящийся объект — обломок зеленого камня в форме слезы. Тот медленно разворачивается, подплывает к нему и останавливается под ногами. Стоя на обломке и мчась по следу красного монстра, Архендрос, наконец, чувствует, что к нему вернулась, по крайней мере, часть его достоинства.
У Архендроса Шелкового Шепота, поборника Губительных Сил и возвышенного приверженца Князя Чувств, есть мечта и миссия. Всей работой его нечеловечески долгой жизни является обязательство отыскать каждое ощущение, которое может предложить ему галактика, внести в списки каждый восторг и агонию. Его книга станет руководством по точному и совершенному взлому дверей, запирающих чувства. Следуя его завету, поколения верующих смогут отточить свои аппетиты на самых отборных стимулах, стремясь вслед за Архендросом к последней награде, которой он жаждет: полностью сбросить с себя кожу притупленных и несовершенных чувств смертного, повиснуть мокрым и ободранным в великолепной буре, имя которой — Слаанеш.
Ради этой работы он выстроил уединенное пристанище здесь, в тихом пространстве вокруг Источника. Понадобилось приложить много усилий, чтобы покорить участок этой реальности, благосклонный к его повелителю, проделать много скучной и утомительной работы и использовать кое-какие с трудом заработанные услуги.
Но результат того стоил: силовая паутина, протянутая между множеством маленьких лун, астероидов, гигантских костей и старых опустевших машин. Здесь, в павильоне шелков, сияющих пронзающими рассудок сверхъестественными радугами, были изысканные полы из фарфора и спрессованной кости, залы и парапеты из металла, камня и более странных материалов, каких требовало благочестивое поклонение Архизвращению. Наиболее ценимые им послушники становились здесь писцами и библиотекарями, а безупречным демонам-цветам его Господина-Госпожи придавалась материальная форма, чтобы они охраняли свитки, исписанные кожи, огромные книги, чьи страницы блестели от вшитых в них волокон памяти.