Синдикат киллеров
Шрифт:
Нина достала из сумки пару бутылок «Арманьяка», поставила их с краю стола и, подумав, сказала:
— Нет, начнем лучше с водки. Тащи из холодильника. По первой надо родную нашу, чтоб душу пробрало. А хмелеть потом можно от чего угодно, правда, рыженький ты мой?
И прямо так, не садясь, дернули они по рюмке и закусили ломтями жирного балыка, вытаскивая его из импортной плоской банки и облизывая пальцы.
Нина изогнулась всем телом, ее остренький носик хитро сморщился, она лукаво подмигнула ему и показала на стол:
—
Слава, наконец, и сам сообразил, что голоден как черт. Он придвинул стул и стал есть как вернувшийся с работы усталый мужчина — всерьез и основательно.
А Нина ушла в ванную. Крикнула оттуда, что обожает вот такие — большие, которые только и остались в старых домах с высокими потолками, толстенными стенами и широкими подоконниками. Потом она приоткрыла дверь ванной и попросила у него рубашку:
— Дай свою любую, какую не жалко!
Он вытащил выглаженную в прачечной голубую фланелевую ковбойку и понес в ванную.
Нина, стоя за прозрачной занавеской, поливала себя из душа. Слава замер. Она увидела его глаза и рассмеялась:
— Ну чего уставился? Не нравится?
Он только и смог, что застонать от вожделения.
— Сейчас, сейчас, не торопись... успеешь... Кинь полотенце!
Выключила душ, быстро и легко промокнулась полотенцем, отдернула занавеску и шагнула к нему, поставив ногу на борт ванны. Он тут же сгреб ее обеими руками, прижал к себе, а она, шепча: не торопись, ну сейчас, сейчас... — сама расстегивала на нем рубашку и, пока он выпрыгивал из штанин, стянула через его голову майку.
Господи, ну куда ты так несешься!..
Слава сжал ее тонкую талию, поднял, а Нина, обхватив руками его шею, а бедра — сильными ногами, начала медленно сползать, опускаться по его телу, пока не настал тот миг, когда он почувствовал, что крепко и плотно вошел в нее. Нина задрожала, еще крепче стиснула его ногами и застонала-зашептала в самое ухо:
— Как я хочу тебя...
Он повернулся и сел на край ванны, держа Нину на коленях, а она, словно дорвавшись, наконец, до неведомого прежде наслаждения, стала такое вытворять, что он перестал вообще что-либо чувствовать, кроме ее безумных прыжков на нем, захлебывающихся всхлипов и неистового желания, пронзившего все его существо.
Они пришли к финишу, как высокопородистые скакуны на короткой дистанции, одновременно. Протяжно охнули, вздрогнули в жарких конвульсиях и будто опали. Нина, подергиваясь, тяжело дышала, а Слава продолжал уже машинально тискать и сжимать пальцами ее сильные бедра, круглые горячие ягодицы и атласную спину.
— Ну ты, мой хороший... — вздохнула она наконец. — Похоже, давно у тебя не было женщины... Так ведь и загнуться можно... Дай-ка я потихоньку слезу... Всего ожидала, но такого!.. Можешь мне не верить, но был момент, когда я потеряла сознание. Ну а я как? Нравлюсь тебе?
Слава исступленно
Нина снова застонала и забилась в его руках, но при этом стала наступать сама, проявляя все большую активность, закончившуюся долгим, почти отчаянным криком.
Она пришла в себя прежде него. Сползла с его колен и, поглаживая небольшие, девичьи груди с острыми сосками, сказала рассудительным тоном:
— Сделаем перерыв. А то до утра в таком темпе мы не доскачем. Забирай свои шмотки и уматывай отсюда. Иди раскладывай там свой диван! — И опять полезла под душ...
Нина слонялась по квартире в его ковбойке, которая заменяла ей ее одежду и кончалась именно там, где надо, — у середины бедер, — не нагло и очень заманчиво. И в этой одежке казалась Славе настолько притягательной, будто жила здесь целую вечность.
— Есть хочу! — заявила она, встряхивая короткими мокрыми кудряшками. — Сам виноват, рыжик, перестарался, все мои силы забрал.
— Ну вообще-то я думал, — заметил Слава, — если кто чего забирал, то, скорее, наоборот.
— Ты не остри, а наливай! Давай этот французский керосин.
А через десять минут, снова дрожа в его объятиях и колотя пятками по его спине, она горячечно шептала: «Хочу... хочу! Ах, как я тебя чувствую!..»
Как такие ночи назывались? Египетскими? Афинскими? Или еще как-то похоже, но это, вероятно, один Турецкий знает.
Во время одного из перерывов, подкрепив свои силы, как-то неожиданно вспомнили и о нем, притом, кто назвал его имя первым, хоть убей, Слава не помнил.
Наверное, все-таки Нина. Потому что сперва заговорили о Карине.
Легкий хмель, прогоняемый неистовыми физическими нагрузками в паузах, располагал к созерцательности, неспешным разговорам и полной откровенности.
Красивая она девка, да? — продолжая свою мысль, начало которой Слава упустил, сказала Нина. — А вот не повезло с этим импотентом.
— Ты о ком? — удивился Слава.
— Да о Наиле же, ты что, не слушал?
— Нет, просто мне так хорошо с тобой, что ни о чем другом думать не хочется... Но какой же он импотент, если у них двое детей? Или это не его?
— Да от него, — отмахнулась Нина. — Только это когда было! Послушай, что я тебе расскажу, — она легла на бок, на его согнутый локоть, чтоб удобнее было разговаривать. — Сегодня врачебная статистика утверждает, что каждый второй бизнесмен до сорока еще что-то стоит в сексуальном плане. А уже после сорока — только один из десятка. И то нужна опытная партнерша. Полностью выматывают их работа, риск, деньги, снова работа, и так без конца. Поэтому и все эти видики, порнуха, группен-секс и прочее. Какое уж там наслаждение, если один страх — не встанет, не сможешь! «Капусты» навалом, все куплю, но зачем? Вот они и заводят себя, настраиваются, хвастают друг перед другом своими суперсексуальньми кобылами — любовницами, а поди проверь — брехня все, как онанизм во сне. И Наиль стал таким же. И тоже боялся, и каждую минуту все готов был проверять себя. Патология уже, понимаешь?