Синдром Дездемоны
Шрифт:
Открылась дверца, и ненавистный Толик грузно плюхнулся на сиденье рядом с Тихоном.
– У тебя своя машина есть, между прочим, – напомнил Тихон. – Вон, рядышком стоит. Не видишь?
– Не вижу, – грустно ответил Толик.
– Ослеп?
– Ослеп…
– Твои проблемы!
– Да нет у меня никаких проблем.
– Оно и видно!
– И чего ты теперь быкуешь?
– А того! Того и быкую!
– Чего – того?
– А потому что нечего было!
– Да что я такого сделал? – Толик хлопал карими, навыкате, глазами, старательно изображая из себя святую невинность. Получалось у него неважно –
Тихон вздохнул:
– Нечего было врываться. Сказал же – жди меня в машине. Какого черта приперся?
– «Жди в машине»! – передразнил Толик. – Сколько же тебя можно было ждать? И так полчаса сидел!
– Полчаса? – удивился Тихон. – Не ври!
От удивления он даже злиться на Толика перестал. Как-то сразу позабыл про свою злость, и все. Неужели полчаса? А ему показалось – минут пять—семь, не больше…
Видимо, все мысли Тихона были написаны у него на лице. Толик сразу же прочитал их и подвел невнятный итог:
– Вот так-то. – Помолчал и добавил задумчиво: – А она ничего. Глазастая такая. Рыжая.
– Я рад, – вздохнул Тихон, – что ты одобряешь мой выбор.
– А братец у нее придурочный, – добавил Толик. – И уши у него торчат.
– Какое мне дело до ее родственников? – возмутился Тихон. – Да он не такой уж и придурочный. Просто маленький еще.
– Маленький?!
– Ну да, маленький. Восемнадцать в январе исполнилось только. Большой, что ли, по-твоему?
– Все понятно, – заключил Толик.
Тихону было совершенно непонятно, что именно понятно Толику. Но выяснять он не стал.
– Ладно, хватит уже об этом.
– Хватит, – согласился Толик. – Я жрать хочу – умираю. Здесь поблизости какой-нибудь приличный общепит имеется?
– Имеется. Правда, не знаю, насколько он приличный. За углом кафешка какая-то с таким названием… С восточным каким-то названием.
– Да хоть с западным, – логично рассудил Толик. – Лишь бы еда была. Хоть какая… Знаешь, я сейчас даже лягушек жареных готов есть!
– Очень вкусная вещь, между прочим. Я пробовал как-то раз. В Италии… Не самих лягушек, конечно, а лапки. Жареные… Ладно, поехали. Я и сам уже от голода умираю.
На этот раз уговаривать Толика не пришлось – он моментально перебазировался из машины Тихона в свою и, быстро прогрев мотор, первым выехал за поворот.
Тихон бросил короткий взгляд в окно на втором этаже.
Поразглядывал зачем-то голубенькие занавески и, вздохнув, начал разворачивать джип.
Неслышно отодвинув тяжелую штору, Тихон вышел на балкон с пачкой сигарет в кармане. Прямо перед ним – казалось, только руку протяни – и дотронешься! – висело в темно-синем небе желто-коричневое вечернее солнце. Точнее, не висело, а как будто лежало на крыше соседнего дома, как румяный колобок, только что выпрыгнувший из печки.
За стеной в тишине спала Юлька, которую они с тетей Аней недавно хорошенько выкупали и сытно накормили молочной смесью из бутылки. Купаться Юлька любила – лежала в пластмассовой ванночке всегда очень спокойно, с выражением блаженного счастья на лице, не понимая еще, по всей видимости,
Юлька накупалась, наелась и заснула на большой Тихоновой кровати в новых фланелевых штанах с лямками и новой ярко-розовой кофточке. Разложив в стороны, на лягушачий манер, толстенькие свои ножки и раскинув широко в стороны руки, словно собираясь обнять весь мир. Уморительное зрелище. Тихон любовался на Юльку минут пятнадцать, удивляясь тому, как же здорово и смешно она спит.
Тетя Аня, погремев несколько минут на кухне посудой, засобиралась домой. Тихон вызвал ей такси, проводил и усадил в машину, засыпав заслуженными благодарностями. Потом вернулся, проверил Юльку – и вот стоял теперь на балконе, рассеянно созерцая солнечный диск, который успел уже почти наполовину спрятаться за крышей соседнего дома.
Небо темнело, а Тихон вспоминал прошедший день.
День как день, ничего особенного – суматошное утро на работе, два деловых визита, сто двадцать два деловых звонка, все как обычно, с той лишь разницей, что в промежутках между деловыми звонками он периодически звонил домой, узнать, как там дела у его дочери и ее новой няни – тети Ани.
В обед он в пух и прах по телефону разругался с юристом из агентства по найму домашнего персонала. Так и не смог доказать ему, что их сотрудница организовала похищение его ребенка. Юрист стоял на своем: раз ребенок дома, значит, его никто не крал. Записей телефонных разговоров с похитителями нет? Нет! Сообщение с указанием суммы выкупа – что вообще означают эти цифры? Как они доказывают факт похищения? Никак!
Никак, Тихон и сам понимал прекрасно.
Плюнул на все и скептически пожелал агентству дальнейшего процветания.
Юрист его за пожелания от души поблагодарил, и на этом разговор был закончен.
Можно было, конечно, пойти в милицию, написать заявление, потребовать расследования и сурового наказания.
Но Тихону некогда было этим заниматься. Не было времени. Да и желания особенного не было – перегорели уже чувства, которые он испытал в тот ужасный день. Махать кулаками после драки было не в его правилах. «Увижу – убью, – решил он для себя. – А по судам таскаться – нет уж, извините…»
И еще весь этот сегодняшний день – впрочем, как и весь день вчерашний – он вспоминал, как целовался в прихожей с Аллой Корнеевой.
Он беседовал с коммерческим директором сети мебельных магазинов из Волгограда, а сам думал о том, как это было здорово – целоваться в прихожей с Аллой Корнеевой.
Он обсуждал с представителями поставщиков из Италии объемы реализации за текущие месяцы – а сам размышлял о том, почему ее губы пахнут вишнями и почему они на вкус как вишни.
Он ругался с агентом из рекламного издания, пытаясь доказать ему, что фотографии для буклета сделаны непрофессионально, не в том ракурсе, – а видел перед собой ее испуганные глаза в тот момент, когда, прервав самый первый, самый сладкий, самый вишневый поцелуй, он спросил ее о чем-то не важном…