Синдром Коперника
Шрифт:
Тут к нам вернулся Баджи и, не спрашивая разрешения, налил всем виски.
— Ну, — произнес он, — я думаю, капельку взбодриться нам всем не повредит.
Дамьен с трудом поднес бокал к губам. Он совсем не мог двигать левой рукой.
— Что будем делать теперь? — спросила Люси, когда мы все выпили по глотку.
— Думаю, мне все же стоит подлатать плечо, — вздохнул Лувель. — Дольше тянуть нельзя. Баджи, вы не могли бы отвезти меня в клинику доктора Даффа?
— Само собой.
— А вы не должны… Вам не надо… Я хочу сказать…
— У Грэга не было семьи. Ни у кого из моих парней нет семьи.
— Понимаю.
— Не волнуйтесь, Дамьен, я отвезу вас в клинику.
— Мы с вами, — вмешалась Люси.
— Нет. Это ни к чему. Виго лучше не высовываться. В принципе легавые не должны пронюхать о конюшнях, но как знать, может, они ведут наблюдение за всем кварталом. Люси, ты лучше посмотри, что на этих чертовых дисках. Жалко, если окажется, что мы зря уродовались. Девушка не стала настаивать:
— О'кей. Идет.
— Здесь осталось несколько старых компьютеров, думаю, ты справишься.
Дамьен допил второй бокал виски и с трудом поднялся:
— Едем, Стефан. Мне бы хотелось вернуться поскорее.
Баджи подставил ему руку, и они направились к мощеному проходу, ведущему во двор.
— Мы будем держать вас в курсе. Люси, мы на тебя рассчитываем. Раскопай что-нибудь! — бросил Лувель, захлопывая за собой дверь.
Хлопок гулко отозвался под каменным сводом. Я налил себе вторую порцию виски и закурил. Впервые за долгое время.
— А вы в порядке, Виго? — с беспокойством спросила Люси.
Она села рядом со мной в кресло Лувеля. Я пожал плечами:
— Ну, насколько это возможно… Вообще-то не очень.
— Я…
В нерешительности она замолчала. Потом все же заговорила:
— Мы знакомы совсем недолго, Виго, но я хотела сказать, что считаю вас очень… очень храбрым. Вот. Это может показаться смешным, но я должна была вам это сказать. И у нас в СфИнКсе не я одна так думаю…
Я улыбнулся:
— Спасибо. Это очень мило. Но знаешь, Люси, боюсь, ты путаешь смелость и отчаяние. Я сильный лишь потому, что мне нечего терять. Совсем нечего. У меня даже имени нет.
— Правда? — Она нахмурилась одновременно недоверчиво и лукаво. — А я-то думала, есть что… Та женщина-полицейский с площади Клиши…
Застигнутый врасплох, я опустил голову:
— Сам не знаю.
— Ну же! Вам меня не провести. Вы ведь влюблены, Виго!
От изумления у меня округлились глаза. Я не был готов к таким подначкам… Но это было в духе Люси. Я уже немного разбирался в ее характере. Она всегда говорила без обиняков.
— Влюблен? — Я пытался защищаться. — Да я даже не знаю, что это такое!
Она рассмеялась:
— Ну не мне же вас учить! Я по меньшей мере на пятнадцать лет младше.
— Что с того? Подозреваю, что подростки в этих делах разбираются лучше меня, — улыбнулся я.
Какое-то время я наблюдал за ней, потом тоже решился ее подколоть:
— А сама-то ты влюблена?
— Я? — воскликнула
— Можешь мне поверить: шизофрения пугает еще больше…
Она снова радостно рассмеялась.
И тут я почувствовал, что глухая тревога, которая не покидала меня после нашей вылазки в Дефанс, понемногу рассеивается. Поболтать вот так с молодой женщиной пошло мне на пользу. В нашей дружеской перепалке присутствовала чудесная легкость, непринужденность, которой мне так не хватало!
Я окинул взглядом конюшни. Подумал, что в несоответствии между серьезным настроем группы СфИнКс и юностью Люси или тихим безумием Лувеля есть что-то гротескное.
— Люси, — сказал я наконец. — Почему ты этим занимаешься? Я имею в виду… СфИнКс… Ведь должны быть какие-то причины?
Она пожала плечами:
— Как и у вас, как и у Дамьена… Из любви к правде.
Я поморщился:
— Не надо! Дело ведь не только в этом…
В свою очередь, она, казалось, была удивлена моим вопросом. Чуть ли не смущена.
— Вы знаете… У каждого из нас свои собственные мотивы. У Дамьена, Марка, Сака, у меня… Каждый пришел к этому сам. И потом, я из тех, кто всегда на баррикадах… Лувель надо мной подсмеивается, дразнит революционным переростком, но в чем-то он прав…
— Вечно разыскивать правду о других — отличный способ никогда не искать правду о себе, верно?
Она слабо качнула головой:
— Надумали заняться доморощенной психологией? Хотя да, вы правы, дело отчасти в этом. Чуть-чуть.
Тут я почувствовал, что больше она ничего не скажет. Я вспомнил о том, как сам боялся своего неумения общаться с другими. Хронической неспособности рассказывать другому человеку о себе, делиться сокровенными мыслями… В сущности, в этом есть и что-то хорошее. Остается место для тайны, для неожиданности. Каждый имеет право на свой тайный сад. Мой сад пока под паром.
— Вам бы не помешал отдых, — заключила она, вставая. — В кладовке есть кровать и даже маленькая ванная. Конечно, там все запущено, но сойдет… А я засяду за работу.
Я кивнул. Отдых точно бы не помешал, да и, как ни крути, толку от меня мало. Я посмотрел, как она устраивается в одном из стойл-кабинетов, и прилег в той комнатке, которую она мне показала.
Это был настоящий чулан, сырой, темный, битком набитый старой мебелью, сломанными светильниками, книгами, картонными коробками… Целый час я проворочался, пытаясь уснуть в густой темноте заброшенного погреба. Не отпускавшее меня напряжение не давало мне сомкнуть глаз. Стоило мне опустить веки, передо мной вставала та же картина: направленный на меня пистолет и моя рука, сжимающая оружие и не способная нажать на спусковой крючок. А потом это чувство разделенной смерти. Кончина по доверенности. Зеркало, которое разбивается. Невыразимое, неописуемое чувство. Но это был я. Тот, кем я стал.