Синдром самозванца

Че Виктор

Значит, он готов. Значит, тут повсюду ловушки. Вероятнее всего, мы сидим в одной из них. Он внизу, но мы под контролем. Или это паранойя? Что сильнее самых страшных последствий? Страх. Именно он есть цель любого теракта. Выбить почву из-под ног, заставить сомневаться в своей безопасности, в тех, кому доверяешь».

Я замер с бокалом в руке. Диана, не отрываясь, смотрела мне в глаза.

Боже мой…

«А что, если его спокойствие означает не готовность к прыжку, а непричастность к убийствам? Тогда выходит, что с Костей мы ошиблись. И с Кончиковым тоже. Не ошиблись мы в тот самый раз, когда нас сознательно отвели от правильного пути в составлении профиля. И в момент,

когда мы были опасно близки к свидетелю, который бы вывел нас на убийцу. Как нас отвлекли?

Единственно возможным способом.

Заставить сомневаться во всем, что тебя окружает. Бояться собственной тени. Не доверять своему дому. Не доверять своим мыслям. Или, наоборот, доверять им, пока тебе кто-то прямо не скажет об обратном?

Ох, черт, неужели…»

По лестнице кто-то поднимался. Я выглянул из-за спины Дианы и увидел бортпроводницу салона бизнес-класса.

Склонился к Диане и сказал:

— Все убийства были совершены изящно, в каждом из них задействована хорошо проработанная манипуляция. Возможно, с применением шантажа, как было с Отлучным. Помни об этом постоянно. Ни с кем не говори. Не обсуждай ничего. Только со мной, поняла? Никому не доверяй.

— Извините, — сказала бортпроводница. — Ваша подруга просит вас спуститься. Насколько я поняла, ей плохо и нужно какое-то лекарство.

Я кивнул.

— Налейте еще колы, — попросил я бармена. — И не диетической, а обыкновенной.

— Хорошо.

— Я не пью…

— Пьешь, — сказал я. — Ты все выпьешь. Надо подкормить мозг глюкозой.

Я взял со стойки в стаканчике горсть упаковок с сахаром. Дал три пакетика Диане, остальное засунул в карман. Бармен налил в бокалы колу. Я подал Диане и тоже выпил. Попросил еще. Диана мелкими глотками цедила первый бокал.

— Пей быстрее, — сказал я, — тебе еще один. Поверь мне, так надо.

Диана, не сводя с меня подозрительного взгляда, выпила второй бокал. Мы спустились вниз. Свет в салоне был погашен, детвора с няньками и мамой спали. Тимофеев сидел на своем месте и, кажется, безмятежно дремал. Соня была взволнована, держала в руках сумку. Андрей выглядел так, словно под его креслом свернулась клубком змея.

Я снова замер. Ну конечно, с Отлучным говорил не Алексей Кончиков, тоном, презирающим людей, потому что Кончиков ненавидел только женщин, с мужчинами он разговаривал нормально. Это был Андрей. Он умеет имитировать любые голоса и интонации: от диктора, объявляющего станции в метро, до дебила.

«Вот чего ты, Андрюша, боялся на досмотре — не того, что не выпустят за границу, а что в старой сумке-почтальонке обнаружат пузырек нафтизина, заправленного ядом.

Теннисный мячик!.. Какая ирония! Ты заходил в мой дом, трогал мои вещи, переставлял их местами, получал информацию и использовал ее. Ты сделал все, что от тебя требовалось. Ты заставил меня сомневаться в себе, держал в страхе, пусть я даже на сознательном уровне этого не зарегистрировал. Но подспудно находился в тревоге и сбивался с верного следа.

До тех пор, пока мне об этом не сказала Полина.

Мы расселись по своим местам, пристегнулись.

— Что случилось? — спросил я у Сони.

— Я спала, — тихо сказала Соня, — потом мне срочно потребовалось в туалет. Когда возвращалась, увидела Тимофеева в первом ряду, он смотрел на меня так, словно я украла его котенка. Мне стало страшно. А что, если он нас всех убьет?

Соня округлила глаза. Как и прежде, один из них, пластмассовый, притормаживал. Она закусила нижнюю губу.

— Не бойтесь, — медленно сказал я. — Он никому не причинит вреда.

Видимо, это какой-то порочный

круг. Снова я наступил на те же грабли. Снова. Так и буду делать это, пока взлетающая с земли рукоять не раскроит мне череп.

Собственно, все карты были у меня на руках с самого начала. Кира Отлучная сказала, что депрессия Паши ни от чего не зависела, не была сопряжена с датами совершенных преступлений. Приступы депрессии у него случались между вторым и третьим убийствами. Я думал, что речь идет о постпреступном поведении Отлучного, а на самом деле в тот момент Паша попал под влияние. И скорее всего, в качестве наказания за что-то связанное с Людмилой. Иначе зачем выводить ее из-под удара и отвлекать от нее внимание? Будь она безразлична убийце, он бы подставил ее так же, как подставил Отлучного. Нет, Людмила важна и нужна.

Имея троих детей, Павел был на надежном крючке. И Кира помогала мужу поддерживать легенду, прикрывала по всем фронтам, ибо знала, что на кону.

А ведь все правильно я тогда думал: три эпизода убийств отличаются лишь одним — второе по счету в явном виде показало «индивидуальное» действие. В убийстве Винеры Леоновой можно обвинить Отлучного, но доказать сложно. Тогда его намертво привязывают к убийству Ольги Спиридоновой. Вот в чем выражалось «индивидуальное» действие. «Воздушный» эпизод не был частью modus operandi, и ожидать повторения убийства на борту бессмысленно. Он получился таким, потому что к обычным преступным миссионерским мотивам добавилась потребность: связать Отлучного с трупом стюардессы.

И это повторилось вновь: Матвей Киреев. Его труп покончил с версией о сексизме и любовных мотивах. Убийце было нужно, чтобы мы задались вопросом: что общего между жертвами теперь?

Мы с самого начала шли по правильному пути, знали личность, которую ищем. Человек-гений, паранойяльный миссионер, помешанный на контроле. Только он добивается своего не в силу вынужденно наработанного опыта управления другими людьми в детстве, а потому, что управляет ими сейчас. В нашем профиле был «руководитель», но от него отказались, поскольку не было на горизонте похожего мужчины. Убийца, которого мы пытались увидеть в отражении его деяний, все это время был рядом и оставался незамеченным. Используя свое излюбленное средство — манипуляции, убийца не давал сделать самого главного — взять профиль и приложить его к лицам тех, кто рядом.

— Соня, кажется, я знаю, почему убийца выбрал Винеру Леонову в качестве первой жертвы, — сказал я.

Соня достала из сумочки крем для рук в маленькой упаковке, немного выдавила на ладони и растерла.

— Прошу прощения, сохнет кожа, — сказала она. — Продолжайте, Виктор.

— Она избрала своей первой жертвой девушку, причинившую боль ее любимому брату. Чудесному Костику, который справлялся со всеми невзгодами и проблемами. Который чувствовал ответственность за младшую сестру и любил ее, несмотря на все, что она вытворяла. А это были очень опасные и страшные вещи, потому что иначе, в комфортных условиях, такая личность не развивается. Жестокое обращение с животными — бедной кошке Варварке не просто так не удавалось выбраться из огня, поджоги, возможно, даже взрывы. Проблем там было выше крыши, и он все вывозил. А Винера его предала, родила ребенка от другого мужчины и ничего не сказала. Конечно, Костина сестра Мария заковыряла на нее обиду, а кто бы поступил иначе? Ее любимого брата, защитника и опору, так страшно предали!.. И когда в ней сформировалась тяга к миссии, в качестве сакральной жертвы ей подошла как раз Винера, которая к тому же имела неоплаченный счет за Костины страдания.