Синдром
Шрифт:
Макбрайд задумчиво кивнул и взял ее за руку. Эйдриен трясло от того, что они обнаружили. Да что она — Лью и сам испугался. Достаточно знать правду хоть об одном из этих убийств — и ты мертв.
— Теперь я поняла, что он имел в виду, — проговорила собеседница.
— Кто?
— Шапиро. Старик сказал, что путь долог и придется идти в темноте. И он даже не подозревал, насколько окажется прав. — Эйдриен задумчиво посмотрела вдаль. — Так что теперь предпримем?
Макбрайд покачал головой:
— Не знаю. Лучше пока выпьем. И кстати, прояви свою адвокатскую смекалку. Давай вместе подумаем: мы можем с чем-нибудь пойти в полицию?
Эйдриен облокотилась на спинку стула и поделилась своими соображениями:
— Так, для начала — твоя история болезни.
— И что она нам дает?
— Это доказательство, что тебе сделали нейрохирургическую операцию и что-то нашли.
— Ладно, что еще? — продолжил Льюис.
— Наверняка Эдди уже объявили в розыск.
— Еще?
Собеседница задумалась.
— Винтовка.
— Ты не забыла, что ее кто-то благоразумно унес?
— Я могу рассказать о ней! Я ее видела… — Эйдриен замялась и пожала плечами.
— Что еще?
Девушка покачала головой:
— Наверное, все. Остаются, конечно, письма, однако в суде от них никакого толка. Это скорее зацепки, чем улики.
Макбрайд вздохнул:
— И я о том же.
— А список?
— Это и списком-то не назовешь. Так, подборка вырезок, которых у нас на руках тоже нет. — Льюис помедлил и подвел итог: — Итак, вот чем мы располагаем и что можно предъявить властям: пропавший детектив, исчезнувшая винтовка и фотография некоего объекта, который извлекли из моей черепной коробки.
— И еще Крейн, — добавила Эйдриен. — Не забывай про Крейна: его же застрелили из снайперской винтовки. А мы можем доказать, что Никки находилась в «Ла-Ризорт», когда это произошло.
Макбрайд кивнул:
— Ладно, хорошо. Предположим, мы идем в полицию с нашим небольшим списочком. Что дальше? Что произойдет?
Собеседница задумалась и поделилась неутешительными выводами:
— Если повезет? Они все это запишут и подошьют в дело.
— Вот и я о том же, — согласился Льюис. — И к тому времени когда у них дойдут руки до нашего дела, мы с тобой уже будем парить на одном астральном плане с Эдди Бониллой и Кальвином Крейном. Не говоря уже о мистере Лучано — чем бы он ни занимался при жизни.
— А «Иерихон»?
Какое-то недоброе предчувствие посетило Макбрайда. «Иерихон». Вспомнились слова из письма Крейна: «кровавое детище», «полное безумие», «катастрофа». Закрадывалось подозрение, будто все проблемы Льюиса сосредоточены вокруг этого проекта. «Иерихон», словно черная дыра, поглотил целые годы его жизни. Этот выпущенный из бутылки джинн добил умирающего Кальвина Крейна, поджарил Нико, расстрелял Эдди Бониллу и лишил жизни Рея Шоу. Неведомая сила ужасала. И все же сейчас на Макбрайда смотрела его чудесная подруга по несчастью, а он не хотел выглядеть слабым в ее глазах. Льюис сосредоточился и нашел силы, чтобы изобразить решительный и ободряющий взгляд бойца — совершенно не похожего на уставшего, беспомощного человека, каким он чувствовал себя на самом деле.
— Не знаю, — ответил Макбрайд. — Но мы обязательно все выясним.
Глава 38
Может быть, все произошло из-за вина. Или от постоянной угрозы смерти. А может, здесь сыграло свою роль и то и другое. Однако скорее всего просто настало время. Они стояли у «Супер 8» — «баснословно дешевого мотеля», как обещал путеводитель, — и ждали, когда двигатель заглохнет. Каким-то образом «додж»
— В голове не укладывается, — проговорила Эйдриен. — Тот список, и вообще.
Похолодало, пальмы дрожали на ветру. На мокром от дождя асфальте мерцали отблески фонарей.
— Понимаешь, каждый раз, едва я подумаю, что все, хватит, мне вспоминается Никки в ванне. И Эдди. — Девушка отвела взгляд в сторону: по влажной дороге шуршали шинами автомобили, неоновая вывеска переливалась на асфальте ярко-синими зигзагами. — Я вспоминаю свечу в подвале перед взрывом дома в Бетани. И все те убийства, о которых мы читали.
Макбрайд следил за ее рукой, которая поднялась вверх и зарылась пальцами в волосах, будто Эйдриен пыталась удержать голову. В ее глазах блестели слезы. Наконец «додж» кашлянул в последний раз, и Льюис проговорил:
— Мне тоже страшно. Пойдем, уже темно, — и обнял ее.
Эти два совершенно посторонних человека, по воле судьбы оказавшихся в нелегкой ситуации, старались держаться друг от друга на расстоянии, тщательно избегая любого физического контакта. Теперь же Эйдриен прижалась к спутнику, вздрагивая от рыданий. Льюис повернул Эйдриен к себе и отер с ее щеки слезы, а затем склонился и поцеловал так нежно, как еще никого не целовал. Это прикосновение напоминало целомудренный поцелуй любящего дядюшки. На ее влажных и прохладных, как воздух, губах улавливался привкус манго. Эйдриен чуть отстранилась от Макбрайда и проронила едва уловимое «ох». А затем их губы вновь сомкнулись. Только теперь поцелуй был настоящим. Длился он недолго — наверное, секунд десять — и возвещал о грядущей близости. Прислонившись к машине, влюбленные неловко путались в одежде друг друга, едва удерживаясь в рамках приличия. От окончательного падения в бездну безнравственности их спасла неожиданно появившаяся из дверей одного номера пара. Блондинка с пышной гривой волос, цокая на шпильках, спросила спутника сильным грудным голосом:
— «Тик-так» хочешь?
Эйдриен засмеялась сначала тихо, почти неслышно, а затем робкое хихиканье переросло в настоящий хохот, с которым девушка оказалась не в силах совладать. На заплетающихся от веселья и еле сдерживаемого желания ногах, влюбленные направились в свой номер и, едва закрыв за собой дверь, набросились друг на друга. Эйдриен так и пылала страстью, а что до Льюиса…
Препятствие в виде одежды устранить было нелегко — Макбрайд перестал ощущать, где заканчивается его тело и начинается ее. Пришлось ненадолго разлучиться, чтобы удалить помеху.
— Это ошибка, — страстно поведала Эйдриен и вновь захихикала, исполняя подобие скоростного стриптиза.
— Согласен, — подтвердил Макбрайд, запуская носок в противоположный угол комнаты.
— Нежелательное осложнение, — продолжила она, бросаясь на постель.
— Нам следует обождать, — согласился Льюис, созерцая ее примерно наносекунду. А потом он набросился на нее так, словно завтра никогда не настанет.
После исчезли все запреты. Эйдриен, настолько закрытая, «застегнутая до последней пуговицы», точная и сдержанная, в постели вела себя совершенно бесстрашно. Она не боялась экспериментировать, и когда Макбрайд подумал, что можно и закончить, Эйдриен оперлась на локти и сказала, будто занятие любовью требовало какого-то оправдания: