Синее на золотом

Вербинина Валерия

– Нет, – простонала она наконец. – Это не ты… не ты.

– Это из-за твоих друзей? – Но она снова мотнула головой.

– Они расстреляли его, – прошептала она.

– Кого?

– Марто. Мужа той женщины. Они решили, что предатель он, а не я. И герцог велел… он велел…

Больше она ничего не смогла сказать. Рыдания душили ее. Луи притянул ее к себе, поднял с пола и усадил на кровать, а сам стал перед ней на колени и взял ее руки.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – сказал он. – Ты считаешь, что виновата в его смерти. Но… – он сжал ее пальцы. – Это война. Я все время вспоминаю Планшонне, он был простой славный парень. Дома у него остались три дочери. Он был не из этих краев, но стоял до конца, а когда понял, что англичане берут верх,

он взорвал форт. – Луи вздохнул. – Он выполнял мой приказ, я был уверен, что он отойдет с солдатами и из укрытия подожжет фитиль, но он не стал никуда уходить, наверное, просто не успел. Когда англичане поднялись в Белый форт, он выстрелил в одну из бочек с порохом, и все взлетело на воздух. Своим поступком он спас нас, но, знаешь, я все время думаю о его вдове и дочерях… и мне кажется, для них это вовсе не утешение. Они бы предпочли, чтобы он был жив. И я не знаю, кто прав, я, или они, или Планшонне, или никто. Мы воюем, вот и все. Мы делаем то, что можем. Но я знаю, что если бы мне дали выбирать, сидеть ли в безопасности или быть здесь, в осажденном городе, каждую минуту рискуя быть убитым, я бы все равно остался здесь. Я сын этой страны, и я буду ее защищать до конца, чего бы мне это ни стоило. – Он поднял руку и легонько дотронулся до ее губ. – Ты тоже сделала свой выбор, но твое положение иное. Ты можешь отказаться в любую минуту, и я не стану тебя осуждать. Ты и так сделала много… очень много. Не надо себя истязать, Амелия. Если ты чувствуешь, что больше не можешь…

Она опустила глаза.

– Нет, – сказала она еле слышно, – я уже решила. Я тоже пойду до конца.

Грохнула дверь, и в комнату влетел взъерошенный Франсуа.

– Черт! – вспылил Луи, поднимаясь с колен. – Когда ты научишься стучаться?

– Англичане прислали парламентера, – выпалил Франсуа. – Он доставил письмо для городского совета, но я сцапал послание, прежде чем его доставили по назначению. – Он вручил Луи пакет. – Подписано герцогом Йоркским, – со значением прибавил он.

– А мне ничего нет? – спросил Луи.

– То-то и оно, что ничего, – ответил Франсуа, ухмыляясь. – Занятно, да? Правда, парламентер объявил, что скоро появятся люди, которые будут говорить с тобой особо.

Луи взял пакет, сломал печать и пробежал послание глазами.

– О господи, – сказал он. – Нет, вы только послушайте. «Любовь к человечеству, которая отличает английскую нацию, заставляет меня использовать любую возможность, дабы уменьшить людские страдания. Сие превосходное соображение, равно как и незначительность находящихся в вашем распоряжении средств, которые позволили бы вам сопротивляться великолепной армии, мной возглавляемой, что привело бы – если бы вам пришла в голову безумная мысль и впрямь противостоять моим силам – к разрушению вашего города и гибели множества людей, живущих в нем, ибо в этом случае они оказались бы во власти разъяренных солдат, – итак, все эти доводы побуждают меня предложить вам сдаться победоносной армии его величества короля Великобритании. В случае капитуляции Дюнкерк будет пользоваться всеми преимуществами, которые правительство моей страны предоставляет народам, живущим по его законам и под его покровительством, после чего счастье и процветание вернутся в ваш город, некогда обильный, но ныне стонущий под тяжким грузом забот» [21] . Дальше он пишет, что если мы не сдадимся, он с болью в сердце прикажет нас уничтожить, и в конце прибавляет, что дает срок в 24 часа для ответа.

21

Это подлинный текст обращения. Оригинал приведен в книге Виктора Дероде «Histoire de Dunkerque», Лилль, 1852 год.

Выслушав послание герцога, Франсуа не сдержался и начал хохотать как сумасшедший.

– Вот это обращение! Ай да гражданин герцог! Интересно, кто его учил французскому? Я бы и то выучил лучше, честное слово. –

И он передразнил: – Великолепная армия! Счастье и процветание! Но прежде всего любовь к человечеству, которая отличает англичан. – Тут он посерьезнел. – Слушай, а что же тогда отличает французов?

– Любовь к женщинам, – ответил Луи, поглядев на Амелию.

Она улыбнулась, а Франсуа приосанился и решил, что непременно расскажет о словах генерала всем знакомым. Они явно стоили того, чтобы их повторить.

– Это письмо составлено так, словно Дюнкерк никто не защищает и его укрепления никуда не годятся, – заметила Амелия.

– А, это обычное запугивание, – отмахнулся Луи. – Ничего особенного. – Он протянул письмо адъютанту. – Передай его кому следует. Хотя… – он поколебался, – пусть Кассандр для начала на него взглянет. Городской совет – это как раз по его части.

– Обязательно показывать письмо этой сволочи? – проворчал Франсуа. Он встретил сердитый взгляд генерала и вздохнул. – Ясно. Тогда иду к гражданину свя… то есть Кассандру. Ххм! – Он церемонно отдал честь Луи, поклонился Амелии и скрылся за дверью.

– Мне надо сейчас идти, – сказал Луи, оборачиваясь к молодой женщине. – Но ты можешь остаться здесь.

Амелия покачала головой.

– Нет. Меня ждут в «Золотых воротах». Я должна им сказать, что выполнила их поручение.

– Будь осторожна, – попросил он.

– Да, – прошептала она и поцеловала его.

Дверь Амелии открыла Эмма, старая горничная. За ее спиной стояла Тереза, и хотя маркиза, завидев соперницу, попыталась придать своему лицу радостное выражение, ее кошачьи глаза неприязненно сузились.

– Мы уже начали беспокоиться, – сказала Тереза. – Вас так долго не было…

– Меня задержали синие, когда я возвращалась, – объяснила Амелия, входя в дом.

Ей пришлось присутствовать при настоящей буре, которую устроила Анриетта, разъяренная тем, что англичане провалили высадку с кораблей. Себастьен тщетно пытался успокоить жену, которая не желала ничего слушать. Наконец Анриетта исчерпала запасы гнева и обратилась к Амелии с вопросом, удалось ли ей передать герцогу важные сведения. Молодая женщина заверила ее, что все в порядке, просто на обратном пути ее остановили, потому что она не знала пароль. Впрочем, ее быстро отпустили, потому что сегодня у синих и без нее хватает проблем.

– Где Ева? – спросила она.

– Кажется, на кухне, – ответил Себастьен.

Когда Амелия появилась на кухне, Ева сражалась с кочаном капусты, бубня себе под нос, что за такую цену в их краях она могла купить целого теленка. Амелия закрыла за собой дверь и опустилась на стул. Ева исподлобья покосилась на нее.

– Вы сегодня плакали, – буркнула она. – Что-нибудь случилось?

– Да, – ответила Амелия. – Я узнала, что Никола де Флавиньи жив.

Ева охнула и уронила нож, но тотчас же подобрала его.

– Он находится в армии англичан, – продолжала Амелия, – и я его видела.

– Он вам что-то сказал? – мрачно спросила Ева.

Амелия ответила не сразу.

– Кое-что. Но это ничего не меняет. А Арман де Бельфор решил, что он в меня влюблен.

Служанка, рубившая капусту, не рассчитала силу и засадила нож в стол.

– Осторожнее, Ева, – проговорила Амелия укоризненно. – Так и пораниться недолго.

Ева вздохнула и одним движением извлекла нож из стола, словно из куска масла.

– Не знаю, что вы задумали, – проворчала она, – и зачем вы решили помогать этому висельнику Луи… – Амелия слегка нахмурилась, и этого «слегка» было достаточно, чтобы служанка прикусила язык. – Но это нехорошо, сударыня, это не по-христиански, то, что вы делаете, – выпалила Ева, не сдержавшись. – Мадам Анриетта такая хорошая женщина, ее муж, ее дядя такие приличные люди, а вы хотите причинить им горе!

Амелия редко сердилась по-настоящему, но, когда она сердилась, все, кто находился рядом, испытывали желание куда-нибудь спрятаться. Увидев, как полыхнули глаза госпожи, как она взвилась со стула, Ева невольно пожалела, что вообще затронула эту тему.