Синее на золотом
Шрифт:
– У него остался сын, – напомнил Робер. – Садитесь, святой отец, и простите, что я вам раньше не предложил… да. – Он провел рукой по лицу. – Так что стало с новым графом? Признаться, я давно не имел вестей от моих родственников.
Кассандр сел и убрал руки в широкие рукава рясы, как это частенько делают священники.
– Безбожники, антихристы, – горько промолвил Кассандр, – добрались и до молодого графа де Клермона. Они обвинили его в том, что он сторонник короля, заточили его в тюрьму и приговорили к смерти.
Собственно говоря, конец жизни новоиспеченного графа положил сам Кассандр,
– Черт подери! – тоскливо проговорил Робер, откидываясь на спинку стула. У него даже пропал аппетит.
– И меня хотели посадить вместе с ним, – добавил Кассандр. – Но добрые прихожане предупредили меня, и мне удалось скрыться. С тех пор я блуждаю по Франции. У меня есть родственники, которые позволяют мне жить у них, но богомерзкие республиканцы – да разразит их гром! – нигде не дают мне покоя. Поэтому я стараюсь нигде не задерживаться.
– Прекрасный замок был у моего дядюшки, – вздохнул Робер, погружаясь в воспоминания. – И охота… ах, какая охота! – Он покачал головой. – Простите, святой отец, – спохватился он, – я даже не спросил вас. Может быть, вы хотите чего-нибудь поесть или выпить?
Кассандр как-то замялся. Из другого угла комнаты донесся рев Бэйли, которого пленник сумел-таки вывести из себя своими издевками. От Робера не укрылось, что благочестивый кюре невольно вздрогнул.
– Ладно, – объявил Ларсак, беря корзину с гусем, – идемте ко мне, святой отец. Обещаю, об этом завтраке вы не пожалеете!
Он хлопнул священника по плечу и повел его к дверям. Испытывая неподдельную муку, Кассандр побрел следом за ним. По счастью, Робер де Ларсак жил недалеко от дюн. Он поручил гуся заботам денщика, налил вина себе и собеседнику и погрузился в воспоминания о добрых старых временах, когда не было ни революции, ни республиканцев и чернь знала свое место. Кассандр пригубливал вино и поддакивал. Будь его воля, он бы давно разорвал Ларсака на части вместе со спесивым британским коротышкой, который допрашивал его брата, и ощущение ужасающего бессилия не покидало его. На той, другой стороне он имел власть над жизнями генералов и главнокомандующих; на этой он был всего лишь священник, которому к тому же приходилось соблюдать осторожность, чтобы его не вычислили и не раскрыли.
– А ведь я вас вспомнил, – как ни в чем не бывало объявил Ларсак, подливая себе вина. – То-то мне показалось, когда я вас увидел, что я вас где-то уже встречал.
Кассандр отлично помнил, где именно Ларсак мог встречать его прежде – во время переговоров о капитуляции Дюнкерка, – но заставил себя улыбнуться и сказать избитую истину, что мир тесен и даже теснее, чем думают некоторые. Вошел денщик, таща блюдо с гусем, источавшим дивный аромат. Священнику кусок не шел в горло. Робер спросил его, почему он мало ест, и Кассандру пришлось солгать, что за время своих скитаний он привык к воздержанности в пище. Денщик Ларсака вышел, но вскоре вернулся.
– Граф Бэйли просит вас к себе, – сказал он.
– Какого черта ему надо? – буркнул Ларсак. Он отдыхал душой в обществе собеседника, почтенного человека, который к тому же знал его дядю, и надо же было англичанину вмешаться именно сейчас.
– Вам придется заняться человеком, которого
– Опять? – мрачно спросил Ларсак. – Они что, не могут сами его расстрелять?
Кассандр замер на стуле.
– В чем дело, сын мой? – спросил он, сопроводив свои слова самой елейной улыбкой.
– Очевидно, Бэйли собирается расстрелять этого Равенеля, – объяснил Ларсак. – Немудрено – этот синий достаточно испытывал его терпение.
– Я думал, – пробормотал священник, – захваченных в плен стараются обменять. Нет?
– Обычно да, – согласился Ларсак, вытирая пальцы от гусиного жира и поднимаясь с места, – но эти мерзавцы в городе недавно расстреляли наших пленных, так что долг платежом красен. – Он бросил салфетку на стол и повернулся к денщику. – Жак, позовите солдат. Полагаю, пять человек будет достаточно.
– Будет сделано, господин капитан, – ответил Жак.
– Терпеть не могу расстреливать, – пожаловался Ларсак. – Но англичане отчего-то поручают это именно нам – очевидно, верят, что так они меньше замараются. – Он хмыкнул. – Черт, придется же ему чем-то глаза завязать. – Он взял со стола испачканную жиром салфетку. – Ничего, это сойдет.
– Я могу пойти с вами? – хрипло спросил священник.
– Сколько угодно, святой отец, – осклабился Ларсак.
Он отправился к Бэйли, который вручил ему приказ о расстреле и велел привести его в исполнение. Двое солдат уже копали могилу возле дюн, вихрастый мальчишка – сын охотника – стоял неподалеку и смотрел на них. Только на его лице Кассандр уловил нечто, похожее на человеческое выражение; всем остальным, казалось, не было никакого дела до происходящего. Солдаты обменивались шутками, Ларсак позевывал. Подошел охотник и увел сына, сказав ему несколько резких слов по-фламандски. Над морем начало всходить солнце. Несколько солдат в красных мундирах собрались в отдалении, посмотреть, как будут казнить республиканца. Вскоре появилась и воинственная особа, которая выдала Жюльена, – та самая, со шрамом через все лицо. За Терезой следовали Оливье и Арман.
– Я хочу посмотреть, как его казнят, – объявила она.
Ее ноздри раздувались, на изуродованном лице застыло кровожадное удовлетворение. Двое англичан вывели из дома Жюльена Равенеля. Он шел очень спокойно, глядя перед собой, словно направлялся на прогулку; но Кассандр отлично понимал, чего стоит это спокойствие. Солдаты подвели пленника к краю ямы и отошли. Бэйли стал зачитывать приказ о расстреле, но позорно путался на каждом слове, и солдаты Ларсака – все французы из числа сторонников монархии – стали смеяться. Красный, как его мундир, Бэйли отдал бумагу Ларсаку, и тот без запинки прочел ее от начала до конца.
– Приступайте, – сказал Бэйли.
Ларсак подошел к юноше, сжимая в руке салфетку, но тот тихо произнес несколько слов.
– Что он говорит? – крикнула Тереза, не сдержавшись.
– Говорит, что ему не надо завязывать глаза, – ответил Ларсак. – И еще у него есть последнее желание – пообщаться перед смертью со священником.
– У нас нет католического священника, – ответил Бэйли сухо.
– Я священник, – подал голос Кассандр.
Арман и Оливье обернулись к нему, глаза Терезы полыхнули злобой. Ларсак поколебался, но потом все же подошел к Кассандру.