Синее на золотом
Шрифт:
У Евы на языке так и вертится ответ: «Сходите на рынок да потолкайтесь там сами», но она слишком хорошо воспитана, чтобы позволять себе подобные замечания.
– Наверное, на рынке ничего другого не было, – заступается Амелия, и щеки Евы розовеют. Даже сейчас, хоть прошло уже много лет с той поры, как она поступила на службу, она не может отделаться от ощущения, что у нее лучшая госпожа на свете.
– Однако, – пробормотал Себастьен, кладя в рот кусочек, – а рыба… гм… ничего! – Он откашлялся. – Что слышно в городе, Ева?
– Да ничего
Анриетта насторожилась.
– То есть как?
– Весь город наводнен войсками, – объяснила Ева. – У меня такое впечатление, что солдат в Дюнкерке стало раз в пять больше, чем вчера.
Секрет на самом деле заключался в том, что Луи велел нескольким соединениям солдат промаршировать по улицам там и сям, чтобы успокоить жителей и создать впечатление больших сил, которые присутствуют в Дюнкерке. Но, разумеется, роялисты не могут этого знать.
– Так что же, – пролепетала Анриетта, – они успели вызвать подкрепления из Северной армии?
Вопрос повис в воздухе, потому что снаружи донесся цокот множества копыт и шум колес. Все бросились к окнам и увидели отряд республиканской кавалерии, которой командовал Франсуа. Отряд направлялся к укреплениям, таща с собой несколько пушек. Себастьен нахмурился.
– Скоро здесь будет жарко, – проговорил он, оборачиваясь к жене. – Может быть, нам стоит переехать куда-нибудь? Можно прекрасно устроиться у твоих родственников, они живут в центре, на Голландской улице.
– С какой стати мне уезжать? – вспыхнула Анриетта.
– С такой, что неразумно рисковать будущим нашего ребенка из-за… – Себастьен запнулся, подбирая слова, но жена опередила его.
– Из-за каких-то глупостей? По-твоему, это так? Я должна забыть о королевстве, о нашем короле, о…
– Господи боже мой, да я не прошу тебя забыть! – закричал Себастьен, теряя голову. – Мы в осаде! Городские стены совсем рядом! Англичане наверняка начнут стрелять из пушек, а синие будут отвечать! Кто знает, как все обернется? А если у тебя начнутся схватки, а доктор откажется сюда идти? В центре гораздо спокойнее!
– Нет, – отрезала Анриетта, – я никуда не уеду. Я хочу сама, своими глазами увидеть, как англичане выбьют из города этих негодяев.
И тут Амелия, не выдержав, вмешалась.
– Зачем вам это? – с горячностью, совершенно для нее непривычной, спросила она. – Вы уже сделали все, что могли. Ваш муж прав: оставаться здесь неразумно! Как вы можете так поступать? Ведь вы же мать, почти мать! Неужели вы хотите узнать, что это такое – потерять собственного ребенка? Да я и злейшему врагу не пожелаю такого, поверьте!
– А я думала, вы храбрее, – сердито проговорила Анриетта. – Почему я должна уезжать из своего дома? Бежать – от кого, от синих, которых я не боюсь, или от англичан, наших союзников? Вы оба неправы. Я не сдвинусь с места!
Себастьен отодвинул тарелку. Его лицо было очень бледно.
– Иногда, – глухо проговорил он, – я сожалею о том, что поддался на уговоры и вообще
Обед закончился настоящей бурей – Анриетта тоже отшвырнула тарелку и стала кричать мужу, что он трус, что его место в войсках роялистов, что Оливье и Арман в тысячу раз лучше его, потому что воюют, ни от кого не скрываясь. Она даже попрекнула его доносами, которыми он пытался сбить с толку неведомого Сибулетта. Услышав это, Себастьен вскочил, сжав кулаки, но сдержался – неимоверным усилием сдержался и вылетел из комнаты, яростно грохнув дверью. А Анриетта, одержав победу, уронила голову на руки и стала рыдать.
Первым движением Амелии было подойти к ней и попытаться утешить, но она не стала этого делать. Инстинктивно наша героиня питала отвращение ко всем семейным склокам и скандалам. Ее родители всегда жили душа в душу, и сама она никогда не стремилась никому нарочно осложнить жизнь. Не то чтобы Амелия была чрезмерно покладистой – когда надо, она умела добиться своего; но в Анриетте ее сердило отсутствие здравого смысла и нежелание понять, что в какой-то момент жизни собственные дела должны стать важнее всего остального мира.
– Вы считаете, что я неправа? – проговорила Анриетта, всхлипывая.
Как можно мягче Амелия принялась ее уговаривать. Ведь она должна на днях родить, доктор живет далеко, от тех, кто находится в доме, будет мало проку. Наверняка ее дядя, маркиз Александр, беспокоится, как и все родные. И ее брат Никола, о котором она думала, что он умер, – ее брат жив, и, конечно, он хотел бы, чтобы с его сестрой все было хорошо.
Услышав о Никола, Анриетта сразу же перестала плакать, засыпала Амелию множеством вопросов и, узнав, что брат до сих пор переживает из-за той давней дуэли, помрачнела.
– Право, я не знаю, в чем дело, – сказала она, – там произошла какая-то странная история, о которой толком ничего не известно. – Она вздохнула. – Конечно, если Никола не хочет, чтобы о нем знали, мы никому ничего не скажем. И… – она поколебалась, – наверное, Себастьен все-таки прав. Если я переберусь на Голландскую улицу…
Ее слова прервал далекий пушечный выстрел. «Бумм», – глухо донеслось из-за стен, но этого было достаточно, чтобы вороны, которые в изобилии водились на пустыре возле «Золотых ворот», поднялись в воздух и с хриплым граем заметались над улицей Руссо, ранее – улицей Королевы.
– Анриетта, – тихо проговорила Амелия, – вы сказали, что…
Но Анриетта уже не слушала ее: она отодвинулась, и на лице ее застыло напряженное внимание. «Бах», – ответила вторая пушка. «Бам, бам», – солидно возразили сразу две пушки. «Бах, бах, бах». В спор вступили еще три пушки. Канонада продолжалась несколько минут, а затем стихла так же внезапно, как и началась.
Встревожившись, Амелия пошла искать Себастьена.
– Вы слышали? – спросила она. – Что это было?
– Ничего особенного, – отмахнулся де ла Трав. – Войска прощупывают друг друга. Это просто разведка, госпожа графиня.