Синее на золотом
Шрифт:
Это оказалось дорогое ожерелье, украшенное зелеными камнями. Луи поглядел на Эмму так, что она попятилась.
– Что еще ты украла, дрянь?
В глазах старухи мелькнула ненависть, но она все же вернула кольцо с изумрудом, которое рассчитывала продать знакомому ювелиру.
– А серьги где? – спросил Луи.
Проклиная про себя ненасытную алчность республиканцев, которые сами грабили, а другим не давали, Эмма вернула драгоценность, которую до появления синих успела спрятать в карман.
– Пошла вон, – сказал Луи. Он не был грубияном, но сейчас его так и подмывало врезать ей как следует.
Эмма
– По-моему, все просто, – нарушил молчание Франсуа. – Пришли друзья хозяина и увели ее с собой.
– А если они узнали, что она нам помогала? – возразил Луи.
Разбойник, хромая, вошел в дверь, нерешительно покосился на людей, но все же подошел к Луи и потерся головой о его ногу.
– Возьми кота, – сказал Ош, поднимаясь с места. – Надо будет забрать ее вещи. Если она вернется, милые слуги их точно не отдадут.
Вещей оказалось немного – несколько платков, пара платьев, книга на немецком, напечатанная затейливым готическим шрифтом, крошечный флакон духов, веер, шаль и украшения, которые генерал отнял у Эммы. У Луи создалось впечатление, что Эмма уже успела кое-что стащить для себя, но при мысли, что опять придется иметь дело со старухой, он почувствовал такую гадливость, что у него аж скулы свело.
Ему стало интересно, что за книгу Амелия возила с собой. Он открыл том, но тут на пол упал сложенный вдвое листок, который был спрятан между страниц. Луи наклонился и подобрал его. Это оказался рисунок карандашом, на котором был изображен молодой человек, светловолосый, с приятной улыбкой. На обороте рукой Амелии была сделана короткая надпись по-немецки, но Луи не знал языка и не смог ее прочесть.
…Весь вечер и часть ночи Луи объезжал город, подбадривал, отдавал приказы, проверял, все ли готово к обороне. Разведчики доносили о движении в лагере врага, и Ош понимал, что вскоре ему придется иметь дело с серьезной атакой врага. В третьем часу ночи он лег на кровать, накрылся плащом и уснул, приказав в случае чего немедленно разбудить его. Через несколько часов он проснулся оттого, что его тряс за плечо денщик Юбер, и лицо у Юбера было такое, что Ош мгновенно понял: произошло что-то ужасное.
– Мой генерал, – пролепетал Юбер, – часовые… они донесли… – Он собрался с духом и наконец выпалил: – Корабли!
Луи сбросил плащ, поднялся на ноги, взял подзорную трубу и подошел к окну, из которого открывался отличный вид на пролив.
Поднималось солнце, и хмурое море, окутанное туманной дымкой, преображалось на глазах. Но не красоты восхода в это мгновение волновали Оша, а военные корабли, которые шли по направлению к городу, рассекая волны. В утреннем тумане нельзя было сказать с уверенностью, но, судя по всему, кораблей было никак не меньше пяти.
Луи сразу же понял, что это значит. Форт Рисбан оставлен по его собственному приказу, и больше никто не защищает их от нападения со стороны моря. Вновь прибывшие английские корабли соединятся с теми, что еще стоят возле Дюнкерка, и организуют высадку, после чего город будут штурмовать уже с трех сторон – севера, запада и востока. С юга не подобраться,
Он оглянулся на Юбера и увидел на лице этого простого парня отражение своих собственных чувств. Все пропало. Он не отстоит город – не отстоит, потому что у него не хватает людей и почти нет пороха и ядер. Он сделал все, что мог, но этого все равно оказалось мало. Англичане уже завладели Тулоном, теперь на очереди Дюнкерк.
Его охватила такая страшная тоска, какой он не ощущал никогда в жизни. Очевидно, правы те, кто называл его жалким сержантом и бывшим конюхом; права была и Ева, которая сказала, что мундир не превращает кого попало в генерала. Он взялся не за свое дело – и потерпел заслуженное поражение. Да, у него достаточно оправданий, но сам-то себя он оправдывать не желал. Победа есть победа, поражение есть поражение. Все остальное в конечном итоге не имело никакого значения.
Корабли вышли из полосы тумана, и теперь было заметно, что их никак не меньше десятка. Машинально Луи поднес трубу к глазу. Ветер раздувал паруса, чайки реяли над мачтами, оглашая море своими пронзительными голосами записных сплетниц.
А потом на переднем корабле подняли флаг, который развернулся и заплескался по ветру. Он был полосатый, сине-бело-красный, и как две капли воды походил на флаг Французской республики. В следующее мгновение корабль обернулся огненным смерчем и из всех орудий ударил по находившемуся ближе всех английскому кораблю, который сторожил Дюнкерк.
Глава 9
– Отпусти! – жалобно взвыл гражданин Кассандр. – А-а! Генерал, ты сейчас меня задушишь!
Однако Ош не желал его отпускать. Напротив, он стиснул священника покрепче и рассмеялся.
– Ты с ума сошел? – рассердился Кассандр. – Так и кости сломать можно!
– Ладно, ладно, – сказал Ош, выпуская его. – Мы уж думали, ты попал в плен и не вернешься.
– Меня и правда схватили, – признался священник, – но потом отпустили. Кроме того, англичане дали мне отличную лошадь, чтобы бедный священник, враг синих, мог спокойно добраться к своим родственникам. Лошадь я загнал, но благородное животное пало во имя республики. Труднее всего было добиться помощи от наших сразу же, а не через неделю или месяц. Я орал, уговаривал, грозил и, кажется, приобрел себе больше врагов, чем за всю предыдущую жизнь. Зато я смог доставить тебе по морю боеприпасы, пушки, людей и еду.
– Ты молодец, Кассандр, – искренне сказал Ош. – Своим появлением ты просто спас нас. Теперь я уверен, что у меня хватит сил отбить любую атаку.
– Так, – объявил священник. – Сначала я хотел бы узнать, что случилось в городе за время моего отсутствия. А затем мы займемся англичанами. – Он понизил голос. – Ушар получил приказ – идти на герцога Йоркского. Теперь ему некуда деться.
– А почему он медлил раньше?
Кассандр пожал плечами.
– Секрета тут никакого нет. У него тридцать тысяч солдат, из которых две трети – необстрелянные олухи последнего набора. А у герцога Йоркского в два раза больше сил, и это вовсе не новые рекруты. Кроме того, Ушар по природе осторожен и не любит лезть на рожон. – И без перехода: – У тебя мрачный вид, мой мальчик. Что-нибудь случилось?