Синергия
Шрифт:
Чистка снега забрала много сил, и баба Дуся, боясь и сама упасть, спешила за помощью.
* * *
Тщедушный бес выделывал фортели с визгами и дрыганиями.
– Рассказывай, чему радуешься? – спросил главный?
– Еле её выкурил из дома, ха-ха-ха, я ей дел-то подбавил.
– Про внучка она ещё не узнала?
– Говорю же, убежала к подружке, в это время ей звонили.
– А с подружкой что сделал?
– Да в подвале напугал её, обратился крысой, она дернулась и стукнулась головой, ха-ха-ха.
– Прелестно! Теперь Дуське будет, чем заняться! Неужто
– Только сотрясение ей устроил, она же причащалась, – и беса всего передернуло. – Если бы людишки знали, что это такое, у нас сладу бы с ними вообще не было.
– Хвала верховному, покуда будет невежество расти, нам можно ни о чем не беспокоиться, – сказал главный наигранно трясущимся голосом, лицемерно воздавая честь своему начальнику тьмы.
– Надо бы сделать так, чтобы Любаня подольше Дуську от себя не отпускала.
– Это проще простого! Любка притворюшка ещё та, хи-хи, моя школа! У ней, если что и не болит, она так притворится, что даже я верю.
– Прелестно! Прелестно! – потрепав тщедушного по «вшивой» бородке, довольный, матёрый бес, продолжил, – может, и про внучка подзабудет, уж очень нам всем её молитва мешает.
– Да! Хорошо бы! Пускай за подругу пока молиться.
– Ладно, иди, иди, морочь ей голову дальше.
– У ней гость поселился, закрытый со всех сторон, рассмотреть не могу – кто. Не попросишь верховного разобраться с ним, он не по нашим силам!?
Главный призадумался и сделал грозный вид, а мелкий продолжал:
– Пока он в доме Дуськи, к дому не подойдешь. Чую, мешать будет.
– Ты главное, своё не забывай, а с тем решим что-нибудь. Если за Ивана никто не будет молиться, мы быстро его укатаем.
И неприятный смех разнесся в смрадном пространстве.
Глава 5.
Так и не дозвонившись до тёщи, Иван Васильевич собрался обратно в больницу. Взяв кое-что из еды для жены, он вызвал такси. Не считал себя старым, но последняя ночь превратила его в древнего стрика. Моральная истощённость оказалась страшней любой физической нагрузки, после которой можно отдохнуть и заново быть как новый. А тут… нет! Как песок в песочных часах сыпется, так и моральные силы уходят: стремительно и беспощадно, и кажется, что вот-вот и конец!
После разговора с врачом надежды погасли. Он сказал: «Молитесь» А что значит – «молиться»? Для этого, наверное, нужна вера! Иван Васильевич думал, что ему уже поздно начинать это поприще, для него далёкое и непонятное.
Свою тёщу, Евдокию Петровну, он уважал, как и чувства всех верующих людей, но применить это к себе не представлял возможным. Даже находясь сейчас наедине с собой, он не мог поплакать. Хотя его душа и его сердце просто обливались горячими слезами.
«Наверное, женщинам легче: порыдают, всё выпустят наружу, – думал Иван Васильевич , – да и полегче станет. А тут, того и гляди, сейчас сердце разорвётся…»
Сделав ещё раз звонок тёще, спустился к такси.
– Здравствуйте, Иван Васильевич! А вы меня не узнаёте?
– Здравствуйте, нет… извините.
Хотя, что-то знакомое сквозило во взгляде, в голосе, но вспомнить не получалось.
– А Галина Федоровна как? Здравствует? Иван как? А я вас никогда не забуду.
И тут посмотрев
*В тот день он, с супругой, был приглашён к старым друзьям на свадьбу дочери. Свадьба пришлась на первую субботу февраля, когда повсеместно проходит вечер встречи выпускников. По этой причине Иван не пошел с ними.
Зима показала свои зубки, и уже неделю стояли крепчайшие морозы. Когда они прибыли домой, Вани ещё не было. Порядком уставшие и от шума и от веселья, чуть более меры выпившие, решили немедля ложиться отдыхать.
Но тут в дверь грубо постучали, похоже ногой, как будто у них не было звонка, да и руки были заняты.
Дверь пошёл открывать отец семейства.
– Обязательно спроси – кто? – с волнением в голосе крикнула супруга.
– Вот ещё! В своей квартире я кого-то испугался, – и, не спрашивая, открыл.
На пороге стоял их сын Ваня, а на хребте держал какого-то парня. Еле-еле переступая ногами, не разуваясь, он поволок «гостя» в зал, практически прижав отца к стене, в узком коридоре старой хрущёвки. Свалил парня с плеч, как мешок с чем-нибудь, на пол.
Мама, подлетев на шум, спросила, глядя на тело без движения:
– Ваня, кто это? Он вообще жив?
– Ма, да жив! На остановке лежал. Хотел растормошить, чтобы до дома довести, но безполезняк! Вот приволок. Думал до пятого не дотяну. Он уже подмерз малость, давай разденем. Растереть его что ли чем.. на улице совсем замёрзнет. Как его там оставишь?
– Ты молодец, молодец. Отец, иди, помогай сыну, а я пока белье теплое найду для него.
И началась у семьи Седовласовых безпокойная ночь. Парня растормошить не удавалось. На бомжа он не был похож. Одежда была недорогая, но добротная. Галина Федоровна принесла шерстяной спортивный костюм, со времен СССР. Его уже давно никто не носил, но он был прибран хорошей хозяйкой на всякий случай.
Мужская половина раздела парня. Брюки, с нижним бельем, были перепачканы, и незамедлительно всё было отправлено в стирку. Организм поддался расслаблению, теплу, а парня начало рвать. В ход пошли бесчисленные тазики, которые Ваня не успевал ополаскивать, поэтому ковёр тоже пострадал.
Специальные напитки и тёплая вода с марганцовкой помогли немного очистить желудок от интоксикации. И уже под утро, около пяти часов, незнакомец уснул.
Порядком вымотанное семейство, разбрелось по своим комнатам. А Галина Федоровна, что бы не смущать на утро человека, высушила и выгладила его белье и повесила рядом на стульчик. Немного отдохнув, Ванька сходил на улицу и почистил ковер снегом. И, уже когда все встали, всё было как обычно.