Синева до самого солнца, или Повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулкана
Шрифт:
— Да нет, что вы, — стал отнекиваться Алька. — Я же ничего такого не сделал… За что мне?
— Ни за что. Просто так. Ты — мой младший друг, а я умею ценить дружбу… — Эти слова пришлись Альке по сердцу. — К тому же ты мне ещё можешь пригодиться… Я тебе кое-чем обязан… Слушай, может, и тебе нужен перстенёк, мужчины ведь тоже иногда носят. Могу по блату устроить небольшой такой перстенёк с агатом или сердоликом по дешёвке, а практически даром… Ну, говори?
Алька на миг представил, как достанется ему за этот «мужской» перстенёк от Тайки, и поймал себя на мысли, что слишком много думает
— Да я не знаю… Ребята их вроде не носят…
Однако Федя сразу всё понял.
— А ну покажи свой безымянный. Ясно. При случае попрошу изготовить. Если захочешь, можешь какой-нибудь девчонке подарить… Ты где живёшь?
Алька назвал свой корпус и номера комнат.
— Лады. Ну всего. Давай лапу.
Алька подал ему руку и вдруг обнаружил в своей ладони маленькую бумажку, глянул — сложенная в четыре раза синенькая пятёрка. Федя двинулся от него, и Алька кинулся вслед.
— Зачем вы? Мне не нужно! Возьмите!
— Пригодится… Не будь ребёнком, — кинул, не оборачиваясь, Федя и тут же исчез за поворотом.
Алька был слегка огорошен: он никогда не получал денег от чужих — ну кроме этого парня — людей и было почему-то неприятно называть ему свой адрес. Но вообще-то пятёрка пригодится: после истории с кольцом и сегодняшнего секретного совещания на балконе не хотелось просить денег у отца.
Алька положил пятёрку в карман и впервые подумал: «А что, если позвать Иру в кино? Завтра в летнем кинотеатре французская комедия «Любит — не любит». Может, и согласится… Нет, нельзя её звать! Никуда она не пойдёт без Тайки. А если и Тайку позвать? Вот удивится! Шары выскочат на лоб! Ну и пусть выскакивают… А если правда?»
Алька впервые подумал, что не очень правильно держался с Тайкой: зачем он всё время ссорится с ней? Она же дружит с Ирой, а Ира с Васькой, а тот с Андрюшкой и Макаркой. И то, что он ссорится с сестрой, очень мешает ему сдружиться с ними. Зачем он лезет на рожон? Дурень, и только! Надо с сестрой по-хорошему… Она ведь, кажется, и сама не прочь.
В этот день Алька заставил себя за обедом улыбаться, похваливал еду, тёплыми глазами смотрел на Ромку и Тайку и спросил про выздоровевшую чайку:
— Ну как там Васька, нормально полетел? Не хромал в воздухе на крыло?
— Ни капельки, — сказала Тайка. — И знаешь, сколько народу собралось?
— И наш Васенька был?
— А где ж ему ещё быть? И Макарка прибежал — он теперь ни на шаг не отстаёт от Соломкина.
— Занятно, — сказал Алька. — С чего бы? Ты не знаешь, наши собираются завтра в кино?
— По-моему, нет, — ответила Тайка и, прищурив глаза, с удивлением посмотрела на него, как будто не знала, верить ему или нет.
— Давай сходим, а? — спросил Алька. — Я куплю на всех билеты — и тебе, и Ире, и Васе… Все и пойдём.
— А Макарка? Ему надо купить в первую очередь. Ты ведь понимаешь…
— Куплю и ему, — пообещал Алька.
— А Андрюшке? — В прищуренных глазах сестры Алька заметил не столько удивление, сколько недоверие. И ещё в её глазах светилась весёлость.
— А вот ему не куплю! — выпалил Алька. — Если и куплю — не примет. Он у вас такой гордец! Любимец масс! Завоеватель
— А не жалко? Какой богатый стал… Хочешь — покупай, тебе лучше знать. — В глазах Тайки снова засветилась насмешка. И ещё что-то. Что-то новое и непонятное.
Глава 37. Никогда раньше
С утра Ира думала о вчерашнем вечере и об Андрюшке. С ним всегда было интересно. Он говорил не как все и то и дело что-то выдумывал. И совсем не выпендривался.
Даже странно: сейчас все только и заняты тем, как бы выделиться, а он совершенно не озабочен этим, а выделяется… Итак, вчера, ближе к вечеру, Андрюшка забежал к ним и позвал всех к себе. Он вынес из комнаты ящик с Васькой, и они пошли к откосу берега. Пётр Петрович тоже пошёл с ними. Остановились у крутого обрыва. Снизу, с моря, дул несильный, но постоянный ветер, приятно холодил тело, и всё время приходилось придерживать платье. Андрюшка держал под мышкой клетку и негромко говорил:
— Отпускаем тебя, Васька, на свободу. Скучно будет без тебя, да что поделаешь… Живи гордо, лови в море рыбку и не летай за теплоходами, не клянчь у курортников подачки. Не для того мы тебя лечили…
Стало смеркаться. Яркое малиновое солнце медленно опускалось за горы, и мгла начала застилать за спиной Тепсень — широкое, поросшее пахучей травой плато, где паслись козы и коровы.
Андрюшка поставил клетку на край обрыва и открыл дверцу. Чайка вышла из клетки, упруго подпрыгнула, взмахнула крыльями и взлетела, опираясь на восходящие токи воздуха, набрала высоту, повисла над ними, сделала неширокий круг и медленно, размеренно полетела к морю.
Ребята и Пётр Петрович долго следили за ней.
— Ну всё, пошли, — сказала Тая, — был Васька — нет Васьки.
— Ещё не всё, — ответил Андрюшка, — если есть желающие поесть печёную картошку, оставайтесь.
— А где ты здесь возьмёшь дрова? — спросил Вася. — Здесь же только трава.
— А ящик на что! Сожжём Васькино убежище! Его госпиталь! Его тюрьму! — Андрюшка нажал руками на ящик, надавил ногой, и ящик скривился, затрещал, заскрипел, жалуясь всеми своими досками. Макарка с Васей стали помогать Андрюшке, и скоро вместо ящика лежала порядочная кучка досок с торчащими кривыми гвоздями.
Через несколько минут они разожгли неподалёку, в небольшом углублении, костёр, раздули, и вверх взлетел высокий огонь. Чтобы он не погас, кидали в него щепки, палочки, ломкие стебли. Когда костёр догорел и в полутьме вечера засияли живым пламенем угли, Андрюшка высыпал из мешочка десятка полтора больших картошин, нагрёб на них палочкой жаркие угли и золу, и все на корточках расселись вокруг пышущей теплом горки. И Вася вдруг рассказал, как они с папой и Макаркой наткнулись в Сердоликовой бухте на браконьеров, взрывавших на их глазах агатовую жилу, и как папа потом пытался найти их в Кара-Дагском: целый день ходил по улицам, рынку и турбазе и не мог найти — сбежали, верно.