Синева до самого солнца, или Повесть о том, что случилось с Васей Соломкиным у давно потухшего вулкана
Шрифт:
Ворота росли, подымаясь из моря, отражаясь и колеблясь в спокойной мягкой волне. На них уже виднелись выбоины, морщинки, тонкие трещинки, как бы разрезавшие породу на плитки, кирпичики, и белые потёки, не птичий ли помёт? Несколько чаек с криками кружились над скалой… Не было ли среди них Андрюшкиного Васьки?
— Не суетись
— Не беспокойся!
Крикнуть это Вася крикнул, а сам послушался совета папы, постарался плыть спокойно, не делать лишних движений. Он уже метра на три обогнал Иру, уже нос в нос шёл с Андрюшкой. Уже отчётливо видел изогнутых в прыжке белых дельфинов, оттиснутых на маминой резиновой шапочке. И мокрые седые брови Ивана Степановича, который вместе с мамой поджидал их возле ворот.
Вася оглянулся. Ира снова висела на матраце — папиной пассажиркой.
Ворота уже совсем рядом. И Андрюшка — рядом. И мамины улыбающиеся глаза — узкие, светящиеся, мягко-серые. Сил у Васи ещё было порядочно, да вот как бы матрац не перегнал его! Несправедливо будет, если перегонит…
— Матрацники, подтянуться! — крикнула мама, — Все на финишную прямую!
Васе очень хотелось снова обернуться и посмотреть, где матрац, но он не оборачивался. Пусть даже матрац обгонит его! Ира, наверно, совсем обессилела: девчонка же…
— Смотрите, какая здесь вода! — Мама опустила лицо в воду, и Вася, уже подплывший к ним, тоже опустил и вроде бы даже увидел дно: крупные, зыбкие, расплывающиеся пятна гальки — такая прозрачная была вода. А ведь здесь глубоко — метров тридцать! Наверно, показалось… Вася поднял голову, вдохнул свежего морского воздуха и зажмурился от солнца, бившего в глаза.
— Жаль, моего папы здесь нет, — сказал Андрюшка, — как он плавал раньше!
Подождали Иру и папу и медленно вошли в прохладную, гулкую тень Золотых ворот. Плыли и смотрели на едва шевелящиеся бурые водоросли на скале у воды, на своды — серо-коричневые, плитчатые, потрескавшиеся, древние, как и весь Кара-Даг. Плыли медленно, стараясь громко не дышать, не брызнуть без надобности водой. Исчезло солнце и морской горизонт и ветерок. Было пронзительно тихо. Лишь где-то снаружи резко кричали чайки.
Вот они уже по ту сторону ворот. Впереди темнел скалистый берег с каменными глыбами в воде. Они ещё раз посмотрели на эту громадную, торжественную арку, стоящую в воде, и медленно двинулись в обратный путь.
До чего же здесь было хорошо! Сколько раз видел Вася эти ворота и падающие в море мрачные стены, глубокие ущелья и зыбкий блеск моря на солнце… Сколько раз! А вот таким, как сегодня, это никогда не было. Таким необычным, первобытно красивым.
И вот что ещё было странным: впервые за всю свою жизнь Вася плыл сейчас без усилий, не суетясь и напрягаясь. Море охотно, с удовольствием держало его. Он разводил в сторону руками, спокойно отталкивался ногами и плыл, и никакой усталости и боязни, что может нахлебаться
Невозможно было понять, отчего сегодня всё так!
Вот они приблизились к гигантскому каменному Льву, грозно задравшему вверх голову, уже многие сотни и тысячи лет сторожившему бухту от вторжения недругов.
Однако бухта была уже не той, какой они оставили её полчаса назад: в ней (Вася даже не поверил своим глазам) расположилось почти всё Алькино семейство; не было одних стариков… «Это я, я во всём виноват! — холодея от досады, понял Вася. — Зачем сболтнул Альке, что поедем в эту бухту? Кто тянул меня за язык?»
— Доброе утро, соседи! — закричал Виктор Михайлович так громко, что сверху едва не посыпались камни, и радостно замахал руками.
Вера Аркадьевна стояла неподалёку от мужа, красиво подбоченясь, плотная, крепкая, смуглая, в ярко-фиолетовом купальнике, и благожелательно улыбалась: вот как им повезло!
Алька задумчиво расхаживал по гальке, а Ромка копался в камнях возле воды, что-то искал.
Здесь была и Тая: она стояла чуть в отдалении и внимательно смотрела на приближающийся матрац с Ирой.
— Они что, преследуют нас? — негромко спросила мама. — Что им нужно?
Когда все вылезли на берег, Виктор Михайлович, растирая руками поросшую тёмными волосами грудь, подошёл к Васиному папе:
— Какое замечательное место! Оказывается, сюда лишь морем можно добраться…
— Да, здесь неплохо. — Папа отвернулся от него и сел на большой плоский валун.
Мама ушла к лежавшей на гальке одежде. Андрюшка надел ласты и маску и стал плавать возле подводных камней, разглядывая водоросли, колонии мидий на этих камнях и стайки рыбок, шнырявших возле дна.
Виктор Михайлович присел возле папы и сказал:
— Мне кажется, Александр Иванович, мы с вами о многих вещах судим одинаково, и нам мешает сдружиться простое недоразумение. Как все живые люди, мы можем в чем-то ошибиться, неправильно поступить, обидеться, не предусмотреть чего-то. И у нас, поверьте, это может случиться…
Тая подошла к отцу и, сев на гальку, стала медленно перебирать её, точно искала в скучной серой россыпи редкий камешек. Между тем Иван Степанович, как был в мокрых плавках, привычно уселся за этюдник, выжал краски на палитру и стал писать каменного Льва, сторожившего бухту. Васе на этот раз показалось, что Лев задрал голову не потому, что кому-то угрожал, а просто выл с тоски.
— Понимаю, вы можете сделать неточные выводы из некоторых наших поступков, — продолжал Виктор Михайлович. — Как вы могли заметить, мы поощряем в Алике живость, бойкость и самостоятельность… Надо с умом готовить ребят к жизни: чтобы они, когда вырастут, не дали себя обмануть, обвести вокруг пальца, чтобы видели мир таким, какой он есть, а не таким, каким кажется.
И здесь, как почудилось Васе, Тая как-то странно хмыкнула и отвернулась, и Виктор Михайлович недовольно посмотрел на неё.