Sing For Me, Cry For Me
Шрифт:
– Это было уже после того, как я всеми силами открестился от связи со Снейпом.
Рон и Драко остались безмолвны. Этого они не знали.
– Как ты думаешь, Рон, это не жестоко, когда твой лучший друг говорит тебе, что ты недостаточно умён, чтобы правильно сварить зелье? Рон, разве это не жестоко, что твой так называемый лучший друг скорее поверит в то, что ты спишь со своим самым нелюбимым профессором, чем в то, что у тебя в голове водятся хоть какие-то мозги. Скажи мне, Рон, разве это не жестоко: сначала она сказала, что поможет мне, а потом безжалостно вываляла меня в грязи только за то, что я проявил себя в тот день на уроках лучше, чем она. Вот где настоящая жестокость! Так что не надо говорить мне, что мы поступаем с ней слишком жестоко. Я лучше всех вас знаю, что жестоко, а что нет!
– с этими словами
– Отлично, Уизли, просто отлично, - протянул Драко.
– Но я же не знал, что ему было настолько плохо. Я ничего не знал о том, что она ему говорила. Он мне этого никогда не рассказывал.
Драко издал драматический вздох:
– Рон, к настоящему моменту ты уже должен был понять, что Гарри сильно изменился, и что мой отец - не единственная причина этих перемен. Ты должен был понять, что он уже не тот гриффиндорец, каким был раньше, и что многие старые моральные принципы с ним уже не сработают.
– И что мне теперь делать?
– сказал Рон, беспомощно глядя на Драко в поиске совета и поддержки.
– Сейчас, Рон, ты будешь ждать, пока он не успокоится. Потом ты пойдёшь и извинишься, но, пожалуйста, подожди хотя бы до завтра.
– Ты заметил, что в последние дни он вообще какой-то нервный и напряжённый?
– Заметил. Думаю, что его потребность быть рядом с моим отцом становится всё сильнее и кольцо ему больше не помогает бороться с этим.
– Как ты думаешь, он может решиться на что-то… решительное?
– Рон, он уже давно прекратил делать решительные вещи, так что я не думаю, что у нас есть повод беспокоиться. А пока, я думаю, нам стоит вернуться к учёбе. Если Гарри не сможет сегодня сделать уроки, завтра ему может понадобиться наша помощь.
– Как скажешь, в конце концов, ты - номер два в нашей команде.
– Всё так, как и должно быть, Рон. Малфой никогда не может быть третьим, на худой конец, он может быть только вторым.
– А почему ты не стал претендовать на лидирующую позицию в нашем трио?
– Думаю, одного доминирующего Малфоя для Гарри будет более чем достаточно. Кроме того, я хочу быть его другом и не собираюсь ему доказывать, что я в чём-то лучше него.
– А чем ты докажешь, что ты лучше меня?
– Полагаю, мне будет довольно трудно поспорить с тем фактом, что Гарри тогда в поезде предпочёл мне тебя.
– То есть, ты рассматриваешь меня как своего друга или как конкурента?
– Я рассматриваю тебя в качестве друга-конкурента. Ты счастлив? Я считаю, что ты достоин того, чтобы стать моим соперником.
– Я польщён, - сказал Рон, приложив руку к груди.
– Рад, что угодил, а теперь давай-ка вернёмся к работе.
* * *
Гарри знал, что было очень глупо вот так вот сорваться и накричать на Рона, но он уже несколько дней чувствовал себя нехорошо. Он всё сильнее слабел, становясь с каждым днём всё агрессивнее, жестче и раздражительнее. Ночами он часто просыпался, ощущая, как неприятная мёрзлая волна окатывает всё его тело, и никакая груда дополнительных одеял или специально наложенные согревающие чары не могли избавить его от этого внутреннего холода. Он дрожал и трясся, и ему с каждой минутой становилось всё холоднее и холоднее. Он отчаянно не высыпался, днём старался как можно плотнее загружать себя во время классных занятий, а вечера полностью посвятил дополнительному обучению и подготовке домашних заданий. Он не мог нормально есть, и даже говорил через силу. Он чувствовал себя абсолютно опустошённым и словно вымороженным до самой глубины души. И ему был необходим Люциус; настолько близко, насколько это вообще возможно. Ему было жизненно необходимо ощущать Люциуса рядом с собой, желательно - в своей постели в Гриффиндорской Башне. Вот почему он, без особых размышлений и разборов, решил пойти в совятню и отправить призыв единственному на свете человеку, который был в состоянии помочь ему в его более чем затруднительном положении. И его не волновало, разумно это было или нет. Только один Люциус был во всём этом виноват, и только один Люциус мог заставить Гарри снова почувствовать себя лучше. Он был единственным, кто мог подарить Гарри так желанное сейчас для него тепло.
Дрожащий, он сидел, скорчившись, в углу своей постели, плотно обвив руками подтянутые к груди колени, безотрывно думая о Люциусе, мечтая
* * *
– Привет, Хедвиг. Ты ведь не откажешься немного поработать?
– спросил Гарри у своей снежно-белой совы, ласково поглаживая её перья, в то время как его любимица уставилась на него вопросительным взглядом.
– Знаю, сейчас довольно странное время, чтобы посылать письма, но мне это очень нужно. Будь хорошей девочкой. Ты ведь сделаешь это?
Хедвиг, надёжно устроившаяся на его плече, нежно ущипнула хозяина за ухо и, видя явное беспокойство в его глазах, согласно ухнула.
– Хорошо. Только подожди секунду.
Он уселся на пол, вытащил из своей сумки кусок пергамента и перо и начал писать:
«Люциус,
Я знаю, что когда ты получишь это письмо, ты будешь приятно удивлён и поймёшь, что победил в нашем сражении, и я уже заранее ненавижу тебя за это, но я уже ничего не могу с этим поделать. И я также ненавижу себя за то, что пишу тебе это письмо, и за то, что стал таким слабаком, но это не изменит главного - ты мне нужен. Ты мне действительно нужен. Я даже представить себе не могу, что случится, если мы в ближайшее время не увидимся. И когда я говорю ближайшее время, я имею в виду - сегодня. Меня не волнует, как тебе удастся это сделать, но мне нужно, чтобы ровно в полночь ты был в моей постели в Гриффиндорской Башне. И если ты этого не сделаешь, то в отчаянии я могу решиться на какую-нибудь невообразимую глупость. Астрономическая Башня так заманчиво высока, что я бы мог соблазниться совершить с неё полуночный прыжок в вечность.
До встречи, Твой (а я ведь твой? Тебе же нравится слышать это от меня?) Гарри».
– Вот, возьми это, девочка, и постарайся доставить как можно скорее, хорошо?
Он привязал письмо к лапке Хедвиг и та, ещё раз напоследок ущипнув Гарри, но на этот раз уже за палец, полетела доставлять послание Люциусу Малфою.
Глава 21. Прикосновения в ночи
Люциус вздохнул, отложил письмо в сторону и принялся колдовать над портключом, который должен был доставить его к Гарри. Он должен был догадаться, что всё это может оказаться слишком трудным для Гарри. Его партнёр страдал, и Люциус рвался к нему каждой частичкой своей души. Подготовив всё, что могло ему понадобиться, он напоследок ещё раз просмотрел книгу о вейлах и их партнёрах. Там было чётко сказано, что услышав подобную просьбу от своего партнёра, вейла, или в данном случае, полувейла, должна была действовать немедленно. Первый шаг к возникновению уз связи с партнёром - предъявление прав. В книге было также сказано, что на самом деле нет никакого значения: согласен на установление связи новоявленный партнёр или нет. Люциус вспомнил, что даже где-то читал, что если это «предъявление прав» было навязано партнёру силой, то формирующаяся впоследствии связь станет только крепче. Хотя ни в одной книге не говорилось, что в результате насильственного соединения реакция партнёра может проявиться намного быстрее и значительно сильнее. Для вейлы обязательный месяц ожидания - довольно болезненный и беспокойный. В течение всего этого времени вейла находится от своего партнёра настолько далеко, насколько это вообще возможно, и терпеливо ждёт того момента, пока связь не начнёт формироваться. Само же формирование связи довольно простой процесс. Когда после месяца ожидания вейла и её партнёр снова встречаются друг с другом, они чувствуют сильное сжатие в груди, словно вокруг их сердец обвивается невидимая верёвка, завязанная в тугой давящий узел, что означает, что их души пробудились и начинают постепенно накапливать силу, чтобы в дальнейшем вступить в связь друг с другом.