Sing For Me, Cry For Me

famlia

– Шшш, Гарри, - Люциус прижал палец к губам Гарри, стараясь его успокоить, - Не стоит так громко кричать. У меня от этого может разыграться мигрень, а когда у меня начинает болеть голова, то я становлюсь крайне раздражительным и довольно жестоким. А тебе, конечно, вряд ли этого хочется. Всё, что тебе остаётся - это просто расслабится и получить удовольствие.
– С этими словами Люциус взмахнул волшебной палочкой и, повинуясь этому быстрому движению, вся одежда Гарри присоединилась к его собственной, лежащей на полу.

– Нет, пожалуйста, нет, - прошептал Гарри в последний раз, роняя хрустальные слезинки.

– Тише, малыш. Всё правильно, плачь

для меня, любовь моя. Плачь.

В то время как взгляд Люциуса бродил по великолепному юному телу перед ним, жадно впитывая в себя сияние медовой кожи, покрытой мелкими бисеринками пота, его руки скользили повсюду: зарывались в волосы; гладили лицо, прослеживая мокрые дорожки слёз и очертания синяков; спускались вдоль шеи к груди, к нежным соскам, посылая волны дрожи по всему телу Гарри. Лёгкие прикосновения прохладных, словно змеиная кожа, кончиков пальцев, кружащих по телу, были обманчиво нежными и ласковыми.

Больше не было сказано ни слова. Гарри лишь прикусил свою нижнюю губу и позволил слезам свободно катиться по щекам. Он содрогался всем телом; дрожал, как лист на ветру; трепетал, подобно перепуганному животному. Он был словно в огне, пожиравшем его от макушки до самых кончиков пальцев на ногах, и невольно изумлялся тому, как другие волшебники и ведьмы не сгорают дотла от подобных чувств. Это было похоже на вечность. Как будто время остановилось. Когда Люциус вошёл в него одним быстрым болезненным движением, он громко закричал, не способный справиться с болью, прошившей мучительной судорогой всё его существо. Это заставило Люциуса самого содрогнуться в ответ от желания вновь и вновь врываться в это желанное тело. Наслаждаться ощущением и видом того, как юноша всем телом изгибается в его руках; как прозрачные слёзы смешиваются с потом и кровью из прокушенных от муки губ Гарри, и медленно капают на смуглую грудь. Он, уже почти не владея собой, прошептал:

– Салазар, ты так прекрасен, когда плачешь.
– Люциус толкнулся глубже в напряжённое тело Гарри, заставляя того зарыдать ещё сильнее. Само олицетворение утонченной агонии и боли. Прекраснейшее и чистейшее воплощение страдания. Это было как удар ножом прямо в сердце. И если бы Люциус был сентиментальным человеком, он, несомненно, сам разразился бы слезами от этой картины.

Ему потребовалось довольно много времени, чтобы прийти в себя, и, навалившись всей своей массой на Гарри, он пытался успокоить сбившееся дыхание. Никому раньше не удавалось заставить его настолько утратить контроль над своим телом и эмоциями. Он даже краем сознания отметил, что выкрикнул имя Гарри, когда кончал внутри него. Он чувствовал себя намного более эмоционально разбитым, чем Поттер, и ещё неизвестно, кто из них двоих пострадал сильнее, и чья рана окажется глубже. Он сильнее притиснул к себе напряжённое тело Гарри, который низко свесил голову и содрогался всем телом от безмолвных рыданий.

Через некоторое время Люциус наложил на них обоих очищающее заклинание, и освободил Гарри от удерживающих его цепей. Тело юноши бессильно соскользнуло на пол. Обнажённый, осквернённый, изнасилованный, он сжался в калачик, плотно обхватив себя руками и прижимая ноги к груди, как будто желая отгородиться от всего происходящего. Словно это могло хоть ненадолго защитить его от этого мира и от этого мужчины, который сейчас неподвижно застыл над ним. Его разум был почти девственно чист, лишь одинокие: - «Почему?» и «Это несправедливо», время от времени всплывали в гулкой пустоте.

Когда он услышал, как рядом с ним зашелестела одежда, он поднял

голову и увидел уже полностью одетого Люциуса, который с совершенно невозмутимым видом протягивал Гарри его мантию, словно это было самая нормальная и естественная вещь из всех существующих на земле:

– Одевайся, котёнок. Здесь слишком холодно. Я не хочу, чтобы ты простудился.

Хотя это и было сказано довольно мягко, но всё же слишком походило на приказ, и Гарри безропотно подчинился, всё ещё размышляя: как этот человек может всегда оставаться настолько безжалостно спокойным. Он поспешно оделся под пристальным взглядом Люциуса, который был неспособен оторвать глаз от своего партнёра. «Ещё месяц и я смогу окончательно во всём убедится», - думал он.
– «Осталось подождать всего один месяц. Я смогу это сделать. И всё же помоги мне Салазар, если у меня получится провести вдали от него хотя бы день. Я не смогу отказаться от него. Ни сейчас. Ни когда-либо ещё. Даже если он не мой истинный партнёр. Это было слишком хорошо. Слишком прекрасно».

Гарри задавался вопросом, сможет ли Люциус когда-нибудь сказать или сделать что-нибудь такое, чтобы это смогло снова его удивить.

Когда Люциус спросил у него, где его палочка, он лишь равнодушно ответил: - «Снейп», словно это могло объяснить всё. Впрочем, этого вполне хватило.

– Ах, Северус. Похоже, я уже вряд ли сегодня смогу нанести ему визит. Не то, чтобы я сожалел об этом. Скорее даже, наоборот. Так значит, это Снейп конфисковал твою палочку и оставил моего драгоценного котёнка совершенно беззащитным и способным рассчитывать лишь на моё милосердие? Я уверен, он вряд ли думал об этом, когда назначал тебе отработку, но всё же стоит преподнести старому ублюдку хороший подарок.

Люциус с праздным интересом оглядел комнату, отмечая, что Гарри проделал поистине титаническую работу, старательно отчищая все эти грязные котлы. Конечно, он был ещё весьма далёк от завершения, но это была уже не его вина. Люциус решил воспользоваться заклинанием, чтобы отчистить оставшиеся. Это навряд ли понравится Снейпу, но Гарри, скорее всего, будет просто не в состоянии после всего случившегося закончить работу без применения магии, а своей палочки у него нет.

Гарри сидел на полу, снова крепко обхватив себя руками, и мелко дрожал. Люциус опустился на одно колено, приподнял голову Гарри так, чтобы он смог заглянуть ему прямо в глаза и сказал:

– Сожалею, любовь моя, но я должен был это сделать.

– Уходи. Люциус, пожалуйста, просто уходи. По крайней мере, это ты для меня можешь сделать, раз больше мне не на что рассчитывать, - надломлено прошептал Гарри.

Люциус не смог сдержать дрожь, когда с губ Гарри сорвалось его имя. Как восхитительно. Он задавался вопросом, сможет ли он и дальше выносить холодное «мистер Малфой», когда снова придёт повидаться со своим котёнком.

Он нежно потёрся губами об израненные губы Гарри и молча вышел, но прежде он услышал как Гарри надтреснутый, но всё так же великолепный голосом, тихо запел:

He took all that I had that I could give

He didn't ask just took it piece by piece

He left me there sitting on the floor

With moonlight bathing me in waves of cold

I asked and pleaded begged and cried

He never stopped no matter what I tried

And though he's cruel and ruthless that I know

He was as loving and his touch as light as snow