Сингулярность (сборник)
Шрифт:
– Быстро ушел. Какой-то непрочный, – с досадой выдохнул Жора.
– Прочный! – сказал Эдик. – Удар держит. Но не наш.
И он пнул неподвижное тело. Оба часто и шумно дышали, Жора всхлипывал, его тошнило, все же несколько чемпионских ударов он пропустил…
– А еще лучшим считался! Что тогда остальные? Неплохая проверочка. Удалась, – сказал Эдик. – Чистый нокаут!
– Ладно, уходим.
– Погоди. Надо как-то… еще! Блокбастер же!
Василий застонал.
– Эй, боксер! Это называется золотой дождь, – услышал он
Сверху ударили две тугие струи.
– Снимаешь? – спросил Жора.
– Блокбастер! – ответил Эдик. Добавил громче: – Чемпиона уносят с ринга! Финиш.
Оба засмеялись.
– Валим!
…На Василия медленно упала искрящаяся мириадами разноцветных звездочек чернота.
Григорий Яношев шел по длинному прокуренному коридору. Навстречу неспешно шагали люди в белых халатах, толстая, неопрятная медсестра с отрешенным видом налегала на скрипучую каталку, не обращая внимания на стоны лежащего на ней человека, прикрытого грязной простыней.
Яношев ненавидел отделение травматологии. Сам когда-то побывал здесь пациентом…
После переломленной в локте карьеры тяжелоатлета он не оставил спорт. Любовь к нему выдержала череду больниц и операций. Об участии в состязаниях пришлось забыть, но Яношев продолжил спортивную жизнь – в качестве тренера.
В палате стоял мощный дух лекарств. На кровати, скрестив руки на животе, под прозрачной кислородной маской лежал молодой мужчина. Рядом с кроватью, словно хищный спрут, стоял какой-то аппарат, протянувший к бесчувственному Василию Кличкину многочисленные щупальца кабелей.
Боксер открыл глаза и медленно снял маску.
– Здравствуй, – сказал он тихо.
– Здравствуй, Василий. Смотрю, едва лег, уже выздоравливать начал! – преувеличенно бодро начал Яношев. – Смотри-ка, к февральскому бою будешь готов!
Он вывалил из большого пакета на прикроватную тумбу фрукты и йогурты.
Губы больного тронула угрюмая усмешка:
– С меня хватит. На ринг больше не выйду.
Повисла длинная пауза.
– Что? Не говори ерунды! – сказал Григорий. В его голосе послышались и злость, и боль, и недоумение.
– Спорт глуп. Последний антидопинговый кодекс его уничтожил. Спорт умер.
– Да плевать я хотел на этот кодекс! Подумаешь! Что с того?
Зеленая линия, до того неторопливо ползущая по черному экрану осциллографа, задрожала. Лицо Кличкина побагровело, глаза лихорадочно заблестели.
– Так ты не знаешь? Не знаешь? А я знаю! Ты не видел моей медсестры? Нет? Молодая такая девка, красивая! Как эта… ну из рекламы… она должна бы мною восхищаться – чемпион, победитель, боец… а она? Смотрит на меня с жалостью, с презрением, еще черт знает с чем она на меня смотрит. Наверняка видела, как меня дубасили!
– Как видела? – не понял Яношев.
– Как… просто! Видео в Интернете болтается. Не знал? Тоже можешь глянуть, кстати.
Яношев выругался.
– Так
– Конечно, – сказал Василий.
– Но…
Зеленая линия пошла крупными неровными волнами.
– Ребята – любители. Мне утром рассказали. Их поймали на следующий день. Занимались в подвале, кололи химию. Профессионалами не были – неинтересно, мол. Но драться желание было. Силой меряться. Ну и нашли меня, выследили. Чтобы померяться…
– Но их же поймали? А вдвоем можно любого одолеть…
– Да что там…
Василий закашлялся.
– Не одолели, – сказал он. – Швырнул, ударил. Сперва он один бил. Я сразу отключился. Потом били вдвоем. Как – уже не помню. Вот тебе Z-глютамин и FG-карнитин! Только, в отличие от них, я не имею права его использовать! Но в чем тогда смысл этих запретов, думаю сейчас? О какой «чистоте» идет речь? Любой может стать суперменом. Любой – кроме меня. Я же спортсмен. А что ему моя подготовка? Зачем тогда мне этот бокс? Я лучше тоже в подвале… А потом найду их и посмотрим, кто сильнее. Бывший боксер-профессионал, а ныне любитель, не скованный нелепым ханжеством, или подвальный сопляк.
Василий потянулся, водрузил маску на лицо и закрыл глаза. Яношев молча вышел из палаты. Его шатало как пьяного. Еще один из лучших ушел.
«Проиграл, проиграл, проиграл»…
– …«В преддверии зимней Олимпиады 2014, – читал вслух Дзай Бацу, – группы спортсменов из России, США, Финляндии и ряда стран объявили… забастовку».
Дзай Бацу выключил монитор. Обведя растерянным взглядом коллег, сказал:
– Это сенсация. Очень нехорошая сенсация.
– Положение критическое, – согласилась Капрани. – К нам уже направили сотни тысяч запросов – от болельщиков до руководителей государств.
– Пусть, – жестко сказал Жан-Франсуа Паунд. – От комментариев отказаться. Нежелание спортсменов участвовать в соревнованиях – их решение. Мы его уважаем.
– Но как быть с тем, что участники акции – лучшие спортсмены мира? – спросил Дзай Бацу.
– Это не лучшие спортсмены, – отрезал Жан-Франсуа. – Это ничтожества, построившие свои карьеры обманом. Мы просто вывели их на чистую воду. И мы не потерпим ультиматумов! Чем бы это ни грозило.
– Речь идет о престиже спорта, – заметил Дзай Бацу.
– Если заниматься его профанацией, о престиже речь не идет в принципе, – процедил Жан-Франсуа. – Она даже не о спорте. О состязаниях фармацевтических компаний и специалистов по составлению стероидных меню. Спортсмен же выключен из процесса, он – не более чем приставка к допингам. Но зачем он вообще тогда нужен? Играть роль второго плана? А вы еще рассуждаете о престиже.
Дзай Бацу промолчал. С химией он был знаком не понаслышке, и вовсе не как член BАA – Всемирного антидопингового агентства. Как бывший спортсмен, много лет бомбардировавший свой организм мощными добавками.