Синие цветы I: Анна
Шрифт:
– Подозреваю, бедная девушка была бы в страшной обиде, реши мы заспиртовать себя без нее, – возразил Науэль. – Анна, как насчет спать?
– Нет! – я рухнула на стул и снизу жалобно посмотрела на Науэля. – Я лучше посижу пока здесь.
– Тебя шатает.
– Пусть шатает дальше.
Он не стал со мной спорить, просто дал мне стакан воды и сел на соседний стул.
– Ты так и не объяснил мне, что заставило вас сорваться с места, – обратился к нему Фейерверк. Я закрыла глаза, но слышала, как звякнуло горлышко бутылки
– Я ввязался в неприятную историю.
– Как всегда, – рассмеялся Фейерверк.
– Как ни странно, в этот раз обошлось без моей инициативы.
– Действительно странно. Как будешь выпутываться?
У меня заложило уши, и разговор слышался как сквозь вату. Я попыталась пристроить тяжелую голову на плече Науэля, но оно было слишком костистое.
– Анна, глупая, – сказал Науэль. – Вспомнишь ли ты завтра хоть что-нибудь? – и притянул меня к себе, позволил положить голову ему на колени.
Я раскрыла глаза, увидела над собой подбородок Науэля, дно чашки, которую он держал в руке. Науэль накрыл мое лицо теплой ладонью, и я опустила веки. Он продолжил разговор с Фейерверком:
– Пока не знаю, но, думаю, выпутаюсь как-нибудь. Не первый раз в забеге. У меня есть подсказка, однако даже после трех таблеток я в нее не врубаюсь.
– Какая подсказка?
– «Посмотри сквозь себя и сложи две половины полуночи». Туманно.
– А если так и не прояснится?
– Посмотрим. В любом случае я ухожу.
– Почему?
– Мне все надоело. Моя клоунада, вымирающие приятели, все эти разговоры, одни и те же изо дня в день. Бинго был последним глотком местного воздуха, и весьма неплохим, но я отчаливаю с этого берега. Последние нити порваны. Я прибыл в Льед будучи одним из тысяч, а спустя десять лет меня знает каждая собака. Это, конечно, лестно, но со временем остается лишь желание, чтобы сучки оставили меня в покое.
В вопросе Фейерверка отчетливо проступило беспокойство:
– И что ты намерен делать дальше?
– Еще не придумал.
– Тогда это бегство, а не уход.
– Неважно. А у тебя какие планы?
– Элла сказала, что через своих знакомых раздобудет мне документы. Хочу уехать в какой-нибудь маленький городок, поискать там работу. Возможно, в тишине и уединении моя психика позволит мне быть.
– Знаю я, какие ты находишь работы. За монетку на убой. Пожалей себя, Фейерверк, это ни к чему. Почему ты не попробуешь с пиротехникой еще раз? Держи меня в курсе, где ты, и я помогу тебе с деньгами. Просто будь осторожен со своими поделками. Взрывы и огонь, конечно, здорово, и тебе хотелось бы, чтобы они были больше и ярче, но придется чем-то пожертвовать, дабы бедные овцы в очередной раз не подпалили свою шерстку.
– В этом-то всё и дело. Я не вижу разницу между безвредным и опасным. Я вижу только огни. И не овцы
– Люди в состоянии прочитать инструкцию, а эти тупые животные – нет, вот с ними и стряслась неприятность. Вся эта история яйца выеденного не стоит. Просто нелепо: выставили тебя чуть ли не террористом, нацеленным на массовое уничтожение. Никто даже не умер.
– Но кто-то получил увечье.
– Ага, а если кто-то навернулся с лестницы в своем подъезде, за его сломанную ногу ответят строители дома. Просто разреши мне похлопотать, чтобы тебя отмазали от их долбаных претензий, и сворачивай свои бега, Фейерверк, у тебя не то здоровье.
– Конечно, я хотел бы вернуться в то время, когда у меня был мой магазинчик и жизнь казалась сверкающей, как бенгальские огни. Но я чувствую вину. И, хотя я и боюсь тюрьмы, прячусь от нее, я не могу позволить себе оставаться безнаказанным. Так что никаких фейерверков для старого Фейерверка. Лучше я буду грузить ящики до самой своей смерти.
– В таком случае ее не придется ждать долго, – уныло заметил Науэль. Его пальцы взволнованно гладили мои волосы.
– Почему ты отрицаешь, что любишь ее, Эль? – спросил Фейерверк. – Ведь это же очевидно.
– Это не так, – оборвал его Науэль, прекращая гладить меня. – Если ты уедешь, Элла поедет с тобой?
– Она сказала, что приедет позже.
– Понятно.
– Она заботится обо мне, правда.
– Я бы ей даже крысу не доверил.
– Она не так плоха.
– Просто непробиваемая дура.
– Не будь так угрюм, Эль. Ты беспокоишься за меня, но я не настолько дезориентирован в жизни и людях, как тебе кажется.
– Это несправедливо, – произнес Науэль глухо. – Несправедливо. Почему свою вину не спешат признать настоящие твари?
– Если я не уверен, что справлюсь с чем-то хорошо, мне лучше и не начинать. Ты же понимаешь меня, Эль.
– Понимаю, – буркнул Науэль. – Но сейчас, несмотря на все твои квази-разумные убеждения, ты должен помочь мне.
– Эль…
– Лес пропах порохом. Ты не спрячешь свои фокусы от меня.
– Как бы я хотел спрятать их от себя так, чтобы не найти никогда, – сказал Фейерверк с горечью. – Я не хочу, чтобы ты с ними связывался.
– Возможно, они спасут меня от большей опасности, чем повредить пальчик или опалить брови. Я объясню тебе, что мне нужно.
– Уверен, что сейчас ты в пригодном состоянии?
– Я всегда в состоянии, пригодном для того, чтобы поразмыслить, как наподдать своим врагам.
– Как знаешь…
– Анна, – голос Науэля зазвучал над самым моим ухом. – Аннаделла!
Наверное, минуты через три я смогла бы разлепить веки и ответить, но Науэль, не дожидаясь реакции, сгреб меня и поднял на руки.
– Возвращаясь к твоей фразе, – протянул Фейерверк, – я тут подумал, с первой ее половиной все ясно.
– У? – спросил Науэль.